– Тащите тёплые вещи и ломики, молотки, всё, что найдете. Нужно разжать его и накрыть хотя бы – это первый подоспевший голос стал другим давать указания – Держись, дружище, спасатели близко!

Мне очень хотелось снова выключиться, но сознание держалось во мне и требовало сражаться за свою жизнь, пусть даже таким пассивным способом.

Через минуту стали подбегать мужики. Чуть поодаль были слышны женские причитания и всхлипывания. Закипела работа – мужики стали пытаться выпрямить, убрать, распилить замятую крышу, чтобы мне было легче дышать, и чтобы можно было до меня добраться и хотя бы укрыть тёплыми вещами.

– Как ты, родной? – снова голос мужика, который взял командование по моему спасению – ноги чувствуешь?

– Да – прохрипел я – болит только.

– Он что-то сказал? – прозвучало подальше от «командира».

– Да, говорит, что жив, и что ноги чувствует.

– Как тебя зовут, дружище?

– Макс – много говорить мешало замерзающее горло и сильный гул в голове, который усиливался при начавшейся работе вокруг меня.

– Хорошо, Макс, слышишь, уже скорая едет?

Вдали и правда слышен был вой сирены.

Пока очевидцы пытались хоть что-то сделать с искорёженным металлом, мне оставалось молиться, чтобы все части тела остались со мной, и чтобы я мог ходить. Изредка первый мой собеседник спрашивал, здесь ли я.

Спасатели и скорая приехали почти в одно время. А гул зевак, ставших невольными свидетелями катастрофы, становился всё громче. Далее началась череда вопросов, подбадриваний от МЧС. Самым зубодробительным звуком во всей какофонии оказался звук болгарки, которая бесцеремонно резала мой автомобиль на куски. Спустя полчаса меня достали и передали в руки врачей. Меня укрыли одеялами, положили в машину «Скорой помощи» и повезли в Златоуст. Кто-то положил мне в носилки мой телефон.

– Как вас зовут? – задала вопрос фельдшер.

– Максим. Максим Афиногенов.

– Сколько вам лет, Максим?

– Тридцать.

– Хорошо, Максим.

Фельдшер и помощница хлопотали надо мной, задавая вопросы о моём самочувствии и состоянии конечностей. Я же чувствовал, что боль начинает накрывать сильнее – видимо, адреналин в крови после аварии стал стихать и наступало время познакомится со своей болью во всей красе. Мне было холодно, меня трясло. Я вспомнил, что со мной рядом телефон и спросил, могу ли я позвонить жене. Я был притянут ремнями к своему ложе, потому помощница вбила с моих слов код разблокировки телефона, в контактах нашла номер моей Нины, нажала вызов и «Громкую связь».

– Да, солнышко, – услышал я родной голос. В горле запершило, захотелось плакать. Как-то не складывалось, что в моём нынешнем мире у моей жены всё в порядке и она даже не подозревает, что со мной произошло.

– Милая, я нормально, – сказал я после паузы, – меня везут в Златоуст.

– На Бушуева, Бушуева,14. Больница – сказала тихо помощница фельдшера.

– На Бушуева, Нин. Я в аварию попал перед поворотом на Златик2. Вытащили из машины и везут теперь. Жив – главное.

– Что случилось? – голос моей жены дрожал, как стёкла квартиры при взрыве – ты цел? Боже мой! На Бушуева? Я буду. И ты будь на связи, родной! Я скоро буду! Что-то привезти тебе?

– Нин, я ещё ничего не знаю. Пожалуйста, останься дома до моего звонка. Сейчас смысла не будет, вряд ли тебя сразу ко мне пустят.

– Однозначно не пустят, – вмешалась в разговор фельдшер, – Здравствуйте, это Фельдшер Антипова. Вашего молодого человека привезут и будут проводить осмотр. Тут, скорее всего, несколько переломов. Потом операция. Как закончат, и его положат в палату, ему дадут информацию, которую он передаст вам. Жить будет. Считайте, в рубашке родился.