– Не спишь ведь, я же вижу, не притворяйся! – Владик почувствовал в ее голосе улыбку.

– Сплю, – буркнул он, не поворачиваясь.

– Вставай, сынок, на базар сходишь, – тронула его за плечо мама. – Я, пока есть горячая вода, стирку затеяла.

На базар… Хуже не придумаешь. Маяться в базарной толчее, протискиваться в шумные, крикливые ряды, выискивать, озираться, заикаться… Не велика, казалось бы, разница между магазином и базаром – те же ненавистные очереди и те же люди, – но Владик лучше десять раз в магазин сходил бы, чем один раз на базар. И сопротивляться бесполезно – у мамы в самом деле стирка, а папа… В общем, папа на базар не пойдет. Единственное, что Владик мог себе позволить, – потянуть немного время. Притерпеться, свыкнуться с мыслью, что все равно никуда от этого рынка не деться, но только не тут же, не вдруг. Повернулся, просительно посмотрел на маму:

– Ма, посиди со мной.

Раньше мама с ним часто «сидела». И вечером, перед сном, и утром, если удавалось. А уж по воскресеньям, когда никуда спешить не надо, обязательно. Присаживалась на край диванчика, сначала растрепывала, а потом приглаживала его волосы, всегда находилось о чем потолковать, посудачить, похихикать. Тихо, сокровенно, когда больше значат не слова, а взгляды, улыбки, прикосновения. Даже молчание. Потом – сразу и не скажешь почему – посиделки их стали редкими, от случая к случаю, а в последнее время вообще считанными. Он ли, Владик, тому виной, мама ли – но тем не менее.

– В другой раз, сынок, – вздохнула мама. – Сейчас некогда. Мне вас кормить нечем, в доме ни одной картошины. Ой, у меня ж там вода льется! Давай, давай, Владик! – И выбежала из комнаты.

Оставшись один, Владик с минуту полежал еще, уставившись в пустой белый потолок немигающими глазами, затем медленно спустил ноги на пол. Не впервые, но сегодня больше обычного подосадовал, что мама не побыла с ним, не приласкала, не понежила.

На память он не жаловался. Можно даже сказать, хорошая у него память. Стихотворение два-три раза прочтет – и запомнил, номера телефонов не забывались. Но для базаров-магазинов, наверное, какая-то особая память нужна: обязательно что-нибудь из намеченного мамой не купит. Так уже не один раз бывало. Поэтому мама писала ему на бумажке, что он должен принести. С одной стороны, удобно, но с другой – заметит кто-нибудь из класса, например, как он шпаргалку вычитывает, посмеется над ним. Семиклассник…

Список на этот раз был коротким. На базаре – только картошку, капусту и зелень. Но еще молоко и хлеб, а это в двух разных отделах. Придется в магазин с полной авоськой тащиться. А если сначала в магазин сходить – потом с бутылками на базар… Извечная, в общем, проблема.

Сначала ему везло. Быстро подошел троллейбус, картошки продавалось много, безо всякой очереди – выбирай любую. Тут же, неподалеку, на малолюдной рыночной окраине, приобрел остальное. Не очень-то хорошее, зато не нужно толкаться. А на обратном пути успел с раздувшейся уже сеткой вскочить в трогавшийся с места троллейбус. Не доехал одну остановку до дома, пошел в продуктовый. С хлебом проблем не было, но в молочный выстроилась, человек в пятнадцать, очередь. Благо еще, пустыми бутылками мама в этот раз не нагрузила. Владик вздохнул, переложил тяжеленную авоську из одной руки в другую, двинулся к молочной секции и… встретился взглядом с Ниной.

Не высокий и не плечистый, не с фасонистой спортивной сумкой через плечо, а с грязной картошкой в пузатой сетке, увенчанной растрепанным капустным кочаном, с хлебной буханкой под мышкой… Ну чего здесь, вроде бы, такого? Совершенно естественно, что он и на базар ходит, и по магазинам, как все другие ребята, как та же, например, Нина Валеева. Но смутился вдруг так – вспотел даже.