Я, чувствуя, как предвкушающе усмехается Стэфан, на цыпочках подкрался к комнате и осторожно заглянул туда. Так и есть. Талер вертел в руках старинный мушкетон, из которого в последний раз стреляли чуть ли не при Всеедином. Дружище все мечтает пальнуть из него новой, электрической картечью и посмотреть, что из этого получится. Он несколько раз умолял меня позволить ему провести эксперимент, но я наотрез отказываюсь. Не хочу, чтобы старую рухлядь разорвало у него в руках.

– Бах! – я скопировал звук выстрела, и в тишине он прозвучал, словно гром среди ясного неба.

Талер подскочил примерно на фут, юркнул за стол и выхватил из карманов плаща два пистолета внушительного вида. На этот раз даже я, знающий привычку приятеля носить при себе одновременно пять-шесть пугачей, был впечатлен.

Заметив мою ухмыляющуюся рожу, он выругался:

– Сгоревшие души! Так и до могилы можно довести, Пересмешник! Я чуть не умер!

Он выбрался из-за стола, отряхнул штаны:

– Мы все-таки не на первом курсе университета, чтобы так шутить! А если бы я запаниковал и выстрелил?

– Не выстрелил бы. Я прекрасно знаю, как быстро ты можешь оценить обстановку.

– Почему из всех возможных Атрибутов, достающихся лучэрам, ты получил самый дурацкий – подражание голосам других?

– Ты знаешь, я частенько задаюсь тем же самым вопросом, – рассмеялся я. – И Атрибут, и Облик могли бы быть и получше, но что теперь с этим поделаешь?

Он криво усмехнулся.

Талер чуть ниже меня, но худой, как скелет, поэтому его старый, латанный-перелатанный болоньевый плащ болтается на нем, как на вешалке. Непослушные волнистые волосы Талера еще длиннее, чем у меня. Он отказывается стричь их коротко с пятого курса университета, когда проиграл какое-то пари, о котором не желает распространяться до сих пор.

Бледная кожа, впалые щеки, длинный нос, каштановые усики и бородка клинышком, а также большие, цвета змеевика, глаза – вот что такое господин Талер. Его взгляд, внимательный, смотрящий вглубь, быстрый, пронзительный до мурашек, совершенно не вяжется с немного неряшливым видом и тщедушным телом. Впрочем, именно такой взгляд и должен быть у хорошего стрелка.

Сколько себя помню – мой университетский однокашник еще ни разу не промахнулся, стреляя по мишеням. В отличие от вашего покорного слуги, давным-давно забросившего такие развлечения.

– Как прошла охота в поместье Зинтринов?

– Стреляли вальдшнепов, – коротко ответил я, избегая рассказа о том, что никто из-за излишне выпитого ни разу не попал в цель. Талер, как заядлый охотник, болезненно воспринимает промахи и ушедшую от пуль добычу.

– Пора идти. Я нанял коляску, – движения у него излишне резкие, кажущиеся незнакомым людям нервными и суетливыми. – Куда ты спрятал Шафью?

Он вытянул тощую шею, оглядывая пустой холл за моей спиной, а затем с укоризной посмотрел на меня.

– Никуда я ее не прятал! – отмахнулся я от него. – Твоя паранойя когда-нибудь сведет тебя в могилу, мой друг. Если девушка не хочет с тобой общаться, значит, на то у нее есть какие-нибудь причины. Нет! Даже не думай. Я спрашивать, а тем более принуждать ее ни к чему не буду.

Когда Шафья только появилась в моем доме, старина Талер, одиночка-Талер, нелюдимый Талер, любитель оружия, никогда раньше особо не замечавший женщин, заинтересовался красотой магарки, но дальше этого интереса дело не пошло. Затем, однажды, когда я, он и МакДрагдал убили пузатую бутылку кальвадоса, изрядно захмелевший полковник, на дух не переносивший магарцев, то ли в шутку, то ли всерьез назвал Шафью одной из ревари. Те являлись жрицами Гарвуды – огромной небесной птицы, которой поклоняются в центральном Магаре. Мол, эти жрицы – лучшие наемные убийцы, и частенько служили раджам.