Платон за столом слегка обнял Настю за талию, взял в свою горячую ладонь холодную, как лед, Настину руку и тихо шепнул на ухо: «Ася, не надо так плакать, люди подумают, что тебя насильно за меня отдали».

– Вот, Асенька, выпей водички и успокойся, плакать не надо, все будет хорошо, никто тебя в этом доме не обидит, – подбежала к невесте сваха и поднесла ей стакан с водой, – ты сейчас жена Платона, забудь все прошлое, свой дом и семью. Сейчас этот твой дом и эта твоя семья, а Платон тебе законный муж.

Голос свахи журчал, как ручеек, и Насте сразу стало веселее на душе.

А тут уж была гармошка, и веселье шло полным ходом. Во время тостов уже в сотый раз кричали «Горько!» и уже в сотый раз целовались жених и невеста. К стенам сдвинули столы, молодые мужики, бабы пошли плясать со свистом, с прибаутками, с песнями, а следом и старики со старухами не удержались.

Просторный коршуновский дом никак не мог вместить всех желающих посмотреть невесту. Народ был и на печи, и на полатях, и на голбце, и в сенях, и во дворе. До самых ворот огромный двор был заставлен санями, повозками, кошевами.

До глубокой ночи длилось веселье. Вино лилось рекой. Всевозможные пироги и закуски несли и несли на столы. Вот уже в деревне пропели вторые петухи, а коршуновский дом все содрогался от пляски и песен. Наконец мало-помалу веселье стало стихать…

Что даст завтрашний день? Если невеста была порядочной девушкой, то сваха объявит это гостям и начнется самое веселое торжественное время свадьбы, но если надежды новобрачного не оправдались, то бывало и такое, что муж мог при гостях опозорить свою жену.

Настя слышала, когда была еще подростком, что у одной новобрачной сорвали с головы цветы и вуаль, посадили на собаку и пустили по улице. А молодой муж побил ее при гостях, и она, не выдержав позора, бросилась в колодец.

Вот прошла и эта первая ночь, вернее, остаток ночи, молодые еще не сомкнули глаз, а крестная уже пришла будить. Все было хорошо. Собрались гости. Начались поздравления. Стали бить горшки. Настасье подали веник, завернутый ребенком. В дом натаскали соломы, заставили мести пол. Гости принялись бросать на пол деньги и подарки.

После шумного застолья поехали в гости к Настиным родителям, как того требовал обычай. Лошади были готовы, и свадьба большим веселым караваном тронулась в путь. Настя успокоилась, и теперь уже Платон не казался таким чужим и далеким…

Отшумел, отгремел зимний мясоед, и сразу наступила тишина, елпановский дом будто осиротел без любимой дочери, Настеньки. Петрушка, и тот ходил теперь, как потерянный, не с кем было ему озорничать, рассмешить в самый неподходящий момент, подшутить или что-нибудь вытворить. Не стало слышно в доме веселого смеха Настеньки и ее подружек.

– Далеко наша Настенька, не сбегаешь, не попроведаешь, – вздыхая, жаловалась Василию Пелагея, – как она там живет, сердешно дитятко? Свекровка-то какая-то нездоровая, а с хворым человеком знаешь как тяжело жить.

– Если бы не за Коршунова, ни в жизнь бы не отдал, – оправдывался Василий, – перед свадьбой все ходила, как потерянная, все о чем-то думала. Да ведь не враги же мы ей, зачем было соглашаться самой-то, если уж не люб ей Платон, отказала бы, да и все тут.

Сенокос был в разгаре. Ранним утром, когда только самые работящие хозяйки, позевывая и крестя рот, идут в пригоны доить коров, Василий вышел на улицу и направился в кузницу. Накануне он вернулся со своего покоса, где у него треснуло полотно литовки[37]. Сенокос ведь ждать не будет. Можно было бы взять другую косу – в хозяйстве было несколько запасных, но Василий всегда и во всем любил порядок. Потому он и шел сейчас к своей кузнице, слегка поеживаясь от утренней свежести.