– А может это искушение такое, и тебя… жизнь проверяет – сказала ГлаГея.

– На что меня жизнь проверяет? – спросила Подруга.

– Ну, слаба ли на передок, как говорится…

– А, может, она меня проверяет, насколько я осмеливаюсь пользоваться всем тем многообразием мира, который меня окружает? Это, знаешь, как придти в госте к хозяйке, которая всю ночь у плиты стояла, стол накрыла, чтобы гостей порадовать, а гости такие: «Не, нам всего этого не надо! Нам только корочку чёрствого чёрного хлеба из магазина… Пожуем, да пойдем…» Кому эти гости хорошо делают: себе, хозяйке? И сами не поели, и хозяйку опустили ниже плинтуса. Ты думаешь, это хорошо?

– Слушай, ну ты сегодня прямо в ударе. Философия из тебя прямо так и брызжет. В плане философии знаешь, скажу тебе, что был такой философ Кант, который сказал, что его удивляют две вещи…

– Прошу тебя, не продолжай! – воскликнула Подруга.

– А что такое? – удивилась ГлаГея.

– У меня же в инязе немецкий вторым языком был, вот я как-то сдуру решила курсовую по философии Канта писать… Препод всю душу, сцуко, вынул. Про эти две вещи: моральный закон и звёздное небо – заставил наизусть выучить.46 По-немецки! Прикинь! Кант, он, знаешь, так и не женился, и этому нашему преподу по философии, похоже, тоже бабы не давали. Такой весь из себя худой, скрюченный, с жидкими сальными волосами. В одном и том же костюме с протёртыми локтями, который он, наверное, лет десять подряд носил. Мужику за сорок, всё с мамой жил.

– А откуда ты знаешь, что он с мамой жил?

– Иняз – бабский институт, там секретов нет. Правда, потом оказалось, что одна четверокурсница ему регулярно на кафедре минет делала, а он ей куни, – вечером, когда все уходили. Попадал, сцуко, на звёздное небо, вот тебе и весь моральный закон! Их уборщица как-то застукала. Такой вот тихий тихоня с такой вот охраненной тенью!

– И что было после того, как их застукали?

– А что было: девице хоть бы хны! Повысила свою популярность на курсе. Многим мужикам нравится, когда баба востребована другими мужиками – типа включается охотничий инстинкт.

– А с преподом что стало?

– Выгнали нахрен! Он потом в какой-то техникум устроился, учителем истории. Учителей не хватает, мужиков тем более, а девицы там ещё моложе, чем в институте.

– Мне всегда казалось, что это только у женщин так: все хотят того, кого все хотят, а тот, кого никто не хочет, никому не нужен.

– У мужиков то же самое!

– Это ты уже про каких-то куколдов47 говоришь! Мне кажется у тебя… не репрезентативная и не вполне валидная выборка!

– Чего у меня… не валидное? – переспросила Подруга, и в её голосе ГлаГее послышалось почти пренебрежение. – Скажу тебе прямо: среди мужиков гораздо больше первертов, чем ты можешь себе представить. Так что, подруга, решившая пожить отдельно от мужа…

– Это он решил…

– Хорошо, он решил, но ты смотри в оба: не упускай возможности, но и не кидайся в омут с головой… И помни, что никто не поймёт женщину лучше, чем другая женщина…

«Опять она за своё!» – подумала ГлаГея. – «Кто о чём, а вшивый о бане».

– Хорошо, буду иметь в виду, – сказала ГлаГея. – Уже подъезжаю к дому. Приеду – позвоню.

– А ты оттуда позвони! Из Питера, – сказала Подруга.

– Зачем? – спросила ГлаГея.

– Просто хочу быть в курсе последних научных открытий и узнавать всё из первых рук, – сказала Подруга, хохотнув.

– Ну, тогда ладно. Если совершим эпохальное открытие и произведём переворот в науке, так ты узнаешь об этом первой.

– Замётано! – воскликнула Подруга. – Ну, и ты помни, что неизвестно, когда тебя в следующий раз в Эрмитаж ночью пустят… так что не упускай эту возможность…