Н.М.Амосов возражает против основного требования Гиппократа «не вреди» и утверждает, что «активность медицины, особенно хирургии, возросла и нормы допустимого расширились», отсюда он делает вывод, что «нормы гуманизма понятие относительное». Безусловно, подобные положения не могут быть приемлемыми для правового государства, к которым КР склоняется в последние годы [Ашимов И.А., Ашимов Ж.И. и др. Концепция организации и функционирования трансплантологической службы в Кыргызстане в переходный период // В кн.: Проблемы трансплантологии / Сб. НИР. – Бишкек, 1999. – С. 185-204]. Позиция о том, что необходимость все оправдывает и, что нет абсолютной ценности жизни, противоречит убеждениям прогрессивных людей, которые считают, что решение всех вопросов права, в том числе трансплантологического, должно иметь в своей основе незыблемые для нашего общества принципы гуманизма и охраны человека. Именно исходя из этих соображений были внесены дополнения о том, что «Интересы и благо человека превалируют над интересами общества или науки», что соответствует статье вышеназванной международной конвенции.

Не менее сложные проблемы возникают при использовании трупных материалов. Органы могут быть изъяты из тела Brain-Dead Donors (Донор с констатированной смертью мозга) (далее – B-DD), Non-Heart-Beating Donors (Донор с «небьющимся сердцем») (далее – N-H-BD) в целях трансплантации в том случае, если: во-первых, получено согласие всех заинтересованных лиц в соответствии с законом; во-вторых, нет оснований полагать, что покойный возражал бы против удаления органов даже в случае отсутствия его официального согласия, данного при жизни. Хотелось бы подчеркнуть, что нарушается принцип социальной справедливости «не укради!» «В обществе, где ценится достоинство личности должно контролироваться и то, что происходит с нашими телами не только при жизни, но и после ее окончания» – пишет философ Витч [Ашимов И.А., Ашимов Ж.И. Религиозная мораль и вопросы органного донорства в трансплантологии // V – International Conference Of Young Medical Scientists. – Baku.-2005.-P.115-117]. К сожалению, «Закон об охране здоровья в Кыргызской Республике», Закон Кыргызской Республики «О трансплантации …» не гарантирует правовую защиту от этого ни врача, ни его обреченного пациента, ни ушедшего из жизни человека. Получается так, что при рутинном заборе не государство, а, к сожалению, медики «крадут» орган у B-DD, N-H-BD. Потому, согласно «принципа презумпции согласия» и «принципа презумпции несогласия» моральный стандарт трансплантологической службы должен быть закреплен в законе государства, а не в ведомственных документах Министерства здравоохранения страны. Логика такова, что ответственность должен нести государство, а не здравоохранительное ведомство [Ашимов И.А., Ашимов Ж.И. и др. Концепция организации и функционирования трансплантологической службы в Кыргызстане в переходный период // В кн.: Проблемы трансплантологии / Сб. НИР. – Бишкек, 1999. – С. 185-204].

Проблема заготовки органов от ex mortuo для КР, да и в целом для стран всего Центральноазиатского региона, в силу ментальности народов, является особенно трудной. Это можно судить даже по тому, что не удалось убедить депутатов Жогорку Кенеша Кыргызской Республики о необходимости отразить в Законе Кыргызской Республики «О трансплантации органов и/или тканей человека» возможность забора органа ex mortuo для целей трансплантации спустя 30 минут с момента констатации биологической смерти, тогда как в Государственной думе России такой пункт в соответствующем Законе закреплен [Ашимов И.А., Ашимов Ж.И. и др. Трансплантология: проблемы селекции донорских органов (Сообщения № 1, 2, 3, 4) // Проблемы трансплантологии / Сб. НИР. – Бишкек, 1999. – С.212-258 с.]. В указанном аспекте, российский закон более прогрессивен и отвечает требованиям жизни и практики заготовки органов ex mortuo (после смерти) для целей трансплантации. Традиционно на дверях паталогоанатомических залов висит таблица «Здесь смерть служить жизни!». Это выражение, при условии законодательного закрепления возможности забора органа ex mortuo для целей трансплантации спустя 30 минут с момента констатации биологической смерти, когда еще можно надеяться на восстановление жизнеспособности донорского органа можно было бы понимать буквально, по существу, с достаточным оптимизмом [Ашимов Ж.И. Научный контекст организации трансплантологической службы в Кыргызской Республике (концептуальная развертка) // Автореф. дис… докт.мед.наук. – Бишкек, 2008.– 51 с.].