Пока мои мысли мечутся, хозяин квартиры берет метелку и совок с длинной деревянной ручкой. У них тут все в таком, классическом стиле. Фундаментальное. Кухня такая же, из светло-коричневого дерева с золотистыми ручками.

Навесные и тумбовые шкафы большие, их много. Я стою как раз возле них.

Пока Таханов сметает в совок осколки, разглядываю его. Он явно не ложился. На нем те же черные спортивные штаны, в которых он встречал нас. Довольно широкие. И футболка какого-то серо-болотного цвета. Но явно недешевого бренда, и ему идет. Добавляет брутальности.

Хотя куда бы добавлять? Мне хочется поджать пальчики от вида его играющих мышц. Кажется, эти плечи стали больше. Хотя сколько мы там не виделись? Дней десять.

- Так, секунду, - размышляет мужчина.

Подходит к квадратной черной мусорке, и та сама открывается ему навстречу. Таханов высыпает из совка осколки. Убирает его и метлу снова за шкаф. И… идет ко мне.

Не успеваю пикнуть, как он подхватывает меня под мышки и словно ребенка переносит с места на место.

- Ай!

Мой голос не пропал. Начинаю привыкать!

- Там лучше не ходить пока босиком, - поясняет Борис, - нужно пропылесосить. Но Лиза спит ведь?

Растерянно киваю.

- Д-да.

Мужчина меня уже отпустил, и я стою у стола.

- Повторю вопрос, - он усмехается, - ты что-то хотела? Пить, видимо? Воду, молоко?

Он засыпал меня гостеприимными вопросами.

- Воду.

- Сейчас.

Борис сначала идет к двери и закрывает ее до щелчка. Волнуется за сон дочери? Потом идет к шкафам.

На нем черные вьетнамки, и нет риска словить стекло. Только я разгуливаю по дому босиком. Чужому дому!

И без белья. Но лучше не думать об этом.

Таханов берет другой стакан, наливает из маленького крана две трети. Там, наверное, фильтр. Подает мне гладкое прохладное стекло. С удовольствием припадаю губами. В последние минуты у меня вообще в горле пересохло.

- Спасибо, - возвращаю ему стакан с половиной воды, - извините, что разбила тот.

Борис хмурится, качает головой.

- Да брось! Во-первых, это я напугал тебя. И потом… Такая ерунда. Это мне нужно перед тобой извиняться.

Последнюю фразу он сказал так искренне и проникновенно, что у меня мурашки рассыпались по коже. Сразу поняла, он не про недавний момент со стаканом.

- За то, что незаметно вошли? - все же уточняю.

- Понимаешь же, что нет. И мы вроде договорились быть на "ты" наедине.

Наедине… Теперь всю мою кожу покалывает иголочками. Мурашек еще больше. Соски уперлись в махру, и не удивлюсь, если заметны.

- Прости.

Кажется, у меня едет крыша. Но говорю я с ним сейчас не как с отцом подруги.

- Это ты меня прости. Я не должен был обижать тебя и расстраивать. Этот ваш… - его желваки двигаются. - Ваш поход в клуб меня удивил. Ты ведь по таким местам никогда не ходила?

Интересно. Меня даже бабушка не контролирует. В другой момент я бы возмутилась. Но сейчас я слишком сбита с толку этим нашим общением "наедине" после десятидневного перерыва. Много передумала за эти дни, и сейчас эмоции нарастают.

- Лиза меня очень просила, - пожимаю плечами, - я говорила, что я не против клубов. Просто не хожу туда. Я туда не вписываюсь, сам же видел.

Таханов хмурится.

- В смысле? Я не был сегодня в клубе.

Вздыхаю.

- Я не про то, что ты за нами следишь. Но когда мы вернулись… Как выглядела я, и как девчонки.

Прикусываю язык. Что я разговорилась и ляпнула лишнее. Не хватало ныть перед Борисом.

Но как еще объяснить свою позицию? В клубы я не хожу не из-за какой-то морали, а потому что ни на них, ни на одежду для них у меня нет денег. Такая правда жизни! Нет, во все тяжкие я бы и при бабках не пустилась. Но отдыхать с подружками могла бы. Почему нет? Мне, в конце концов, лишь немного за двадцать.