Седой дедок – должно быть, самый старый в дружине – из ведерка разбрасывал песок вокруг могучего кряжистого дуба. Это девочка и без объяснений поняла: пусть увидит Кощей-батюшка, что ничья нога к дубу не подступала, ничей след у корней не отметился. В надежности сохраняется могучий сундук на цепи железной!

Богатырь номер Тридцать Три, запомнившийся Василисе дерзким языком и огненно-рыжими кудрями, на вытянутых руках волок куда-то огромного черного кота. Кот извивался, стараясь дотянуться когтями до богатырской физиономии (судя по царапинам, старался успешно) и орал на весь Детинец, что изверги и сатрапы не заткнут поэту рот ничем, кроме разве что колбасы! Или окорока!

Вопли кота перекрывались красивым, слаженным пеньем, летевшим из окон жилой избы. Любопытная Васенка заглянула в окно. Две крепкие бабенки в длинных сарафанах, стоя на коленях, с песней мыли полы. Из-под длинных подолов торчали рыбьи хвосты.

«Дунька и Манька, – вспомнила девочка. – Как они на хвостах-то ходят, взглянуть бы!»

– Медузы спря-атались, поникли ка-амбалы, – выводили русалки, – когда застыла я-а от горьких сло-ов. Ох! Зачем вы, ба-абоньки, военных любите? Непостоя-анная у них любовь! Ох!

Васена пошла дальше – и залюбовалась поединком Восьмого с Жар-Птицей. Богатырь, надев толстые рукавицы, пытался ухватить большую огненную птицу, а та, мерзко гогоча, сверкала дикими глазищами, отбивалась длинным клювом.

Пожалев Восьмого (да и птицу тоже), девочка подсказала:

– Дядечка, так ты ее не возьмешь, не дастся. А пойди ты на кухню, возьми блюдо – только не деревянное, а глиняное. Нагреби из печки на блюдо угольков горячих да смани ее те угольки поклевать. А пока она есть будет, ты камни из ковша выбрось…

– Камни? Какие камни?

– Ну, не из прутиков же она гнездо вьет? Галька там и другие камешки, не то быть бы тут пожару. А снова их в ковш укладывать птица не станет, глупая она. Покричит да улетит…

Совет понравился Восьмому. Он быстро сбегал за полной миской сизо-багровых углей.

Пока птица, соблазнившись на «цып-цып-цып», уплетала угли с поставленного в стороне блюда, богатырь опустошил ковш – и замер в горестном изумлении:

– Эх… стерва жареная, все-таки прожгла изнутри ковш-то! Не починим мы катапульту до приезда Кощея, не успеем! Снимет он нам с плеч буйны головушки!

Василисе понравилось давать взрослому человеку советы, да к тому же захотелось внести свою долю в кружащийся вокруг кавардак. Она предложила:

– А давай, дядечка, я в леске цветов нарву, побольше венков совью. Мы венки тут развесим, вроде как для красоты, вот порча и не видна будет.

– Ай да Василиса! – просиял богатырь. – Малая, а уже премудрая! Делай, девонька!

Набрав полный передник цветов, Василиса уселась у ворот, неподалеку от берега. Руки ловко сплетали стебли, а глаза глядели в распахнутые ворота на то, как Первый отлавливает богатырей, которые не приводят в порядок Детинец:

– Что делаете, парни? Ах, ничего? Так делайте быстрее – и живо сюда, к воде. Буду прививать вам любовь к строю и бою. До самой темноты буду прививать, пока не полюбите! Не хотите жить как уважаемые люди – будете жить по уставу!

Василиса не могла наглядеться на Первого. Был он сейчас очень похож на Черномора, хоть и моложе: та же поза (ладони заложены за пояс), тот же разворот могучих плеч, тот же орлиный взор, та же манера разговаривать:

– А ну, в воду зашли – из воды вышли! Да не как попало, а чредой! И бегом! Пятнадцатый, чего плетешься? Я ему сказал «бегом», а он как шел, так и шлет! Эх, Пятнадцатый! Ты мне это кончай, не начиная! Был бы я Черномором – шарахнул бы тебя об дуб так, чтоб кирпичи полетели!.. Так, всем стоять! Задаю вопрос: что делать, если у тебя в бою кончились стрелы?