Я чувствовала, как к уголкам глаза поступают слезы. Не сравнивайте меня никогда и ни с кем. Это было мое слабое место. Моя уязвимость. Кто-то смог, а я нет. Я слабее и хуже. Не сравнивайте меня никогда, ведь всю жизнь я была чувствительна к соперничеству.

«Я расскажу вам историю, которая произошла много лет назад. Я была в вашем возрасте, такой же член команды. Мы с другими атлетами и наставниками уехали на межнациональный турнир. Это было на Западе, и нам предстояло плыть на скорость не в тихом заливе, как наш, а в буйном океане. Вода в тех местах не прогревалась совсем, так что нам она казалась ледяной. Но к этому мы привыкли спустя несколько тренировок. Когда настал день заплыва, поднялся шторм. Переносить турнир никто не собирался, к тому же каждый был готов плыть. На помощь участникам были организованы спасательные лодки, которые то и дело вытаскивали из воды посиневших подростков. Но я плыла. На кону было место в команде нации, и я боролась за первенство. Вода просто взбушевалась. Грести приходилось в два раза сильней, лишь бы тебя не сносило в сторону. И вдруг налетели чайки – таких огромных размеров, что можно было спутать их с белыми орлами. Они начали биться об воду, об нас. Они клевали мою голову, пытаясь оторвать кусок шапочки с кожей. Но я плыла. Я отбивалась от них, делая вдох, и приплыла первой. Когда я финишировала, весь мой затылок был в крови. «

«Ты же испугалась каких-то медуз.»

Последнюю фразу она сказала с презрением и вышла. На кровати остался ее след, а в комнате – чувство моей вины и жалости.

Пойдем!

Залезем на ворота? Будем стоять, да? На них, и смотреть на сиреневый лед и горизонт? А потом, потом, пойдем к нему, да? И перепрыгнем через форватор, по плавучим льдинам, и побежим к тому рукаву, который видно издалека всегда! Который самый красивый и который в свинцовую погоду кажется проливом к самому Полярному морю! Который так манит меня, тебя тоже?

До него далеко, я знаю, но мы дойдем, я уже почти доходила когда-то. Да, темнеет сейчас рано, и солнце вот-вот уже сядет. Но небо ясное, и выйдет луна, дорогу будет видно, я знаю, я обещаю, пойдем же!

Ах, зачем же ты колеблешься? Зачем ты мне врешь, когда я не могу оставаться? Отпусти, разожми руку, не держи меня, не тяни вниз! Ты что, не видишь? Оно там, зовет меня! Ты не слышишь, как оно поет?

Ты не знаешь, что там, что будет дальше? И что, я тоже! Мы не должны знать. Прыгнем, и если верим, не разобьемся.

Будем идти несколько дней, холода и усталости не почувствуем, будем всегда смеяться, слезы в глазах застынут. И придем к самой кромке воды. Большой и без горизонта! Той, что становится небом.

Она само небо!..

Мы сидим в комнате. Послеобеденный час тишины. Но для нас это еще одна частичка свободы, когда в запертом корпусе мы становимся хозяевами своего времени. 3 часа после полудня. Помощников сзывают на учения, и мы впадаем в неистовство.

Все вдруг становятся дикими. Валире уже стоит на своей кровати, размахивая чьим-то нижним бельем. Нан смеется, но этот смех больше напоминает визг. Визжит вся комната. Я прыгаю к Сал, и мы приступаем к любимой Игре Подражаний.

Первая жертва – Нил. Я ее ненавижу. И поэтому мы все ее ненавидим. Я задираю подбородок выше и увеличиваю частоту голоса до детского, раздражающего звука. Так вечно говорит Нил. Мне не изобразить, пожалуй, ее выцветшую кожу и бледно-красные волоски, ее веснушки и компактную комплекцию. Но я смогу показать ее манеру смотреть на все свысока и неумение придумать достойные оскорбления.

Сал показывает маленькую, полноватую Орино, вечную спутницу Нил. Орино любит ее и следует за ней, как вторая тень. Защищает ее, как собственная мать. Ее мысли в один день сменились мыслями красноволосой Нил, а внешний облик стал напоминать плохо отлитую копию той стервы. В целом, даже несмотря на всю схожесть с Нил, Орино было сложно ненавидеть. Девочки презирали ее. Я же к ней испытывала привычную смесь презрения и жалости. Ту смесь, которая рождается при встрече с любым человеком, бросившего себя ради внимания другого. Ту смесь, что испытываю к самой себе.