Ён чужую штуку «баксов»
всю истратил, сволочь, на цветы».
А может взаправду, шизею?
Процесс перегонный во мне
я точно немного хмелею,
когда вдруг мыслишкой к тебе.
Я точно на что-то надеюсь,
хотя вот поди ж ты подчас
зубной вдруг пастишкою бреюсь
и путаю тормоз и газ.
Опять вдруг вчера очень поздно,
досягнув своей хрипотцы,
напрямки домогался к звёздам
всё читая эти вот стишки.
а потом голодный, но счастливый,
в дрань-сандалинах шагая,
всё спешил не замечая ливней
и простуды треклятой не замечая…
Рухнула рухлядь ночи
«От ключицы фарфоровый парус…»
От ключицы фарфоровый парус
Истончаясь плывёт до щеки.
Никогда ещё так – ручаюсь,
С тобой не были мы близки.
Никогда ещё рук сплетенье
Не кружило небесный свод,
Никогда ещё так в смятенье
Не кривился пунцовый рот.
Но от взглядов чужих скрываясь
Мы опять далеки, далеки…
От ключицы фарфоровый парус
Истончаясь плывёт до щеки.
«Всё печально, печально на свете…»
Всё печально, печально на свете
Угасает с годами весна,
Поцелуя последний приветик
Завернула в пакетик она.
Не правы, не правы острословы,
У любви очень жёсткий лимит
И для нас, для двоих, безусловно
Давно вышел заемный кредит.
И на наши увядшие души
Давно брошены прозы венки,
Убивает, калечит и сушит
Жизнь прекрасное тело любви.
Остаются кривляния эти
И ужимки случайных подруг,
Но печальны все встречи на свете
В них заложены мины разлук.
«поцелуями-плетьми исхлёстанной…»
поцелуями-плетьми исхлёстанной,
стонами искажая пространство,
пить бесстыдно губками дёснами
тела необузданное непостояство…
быть дьяволицей безумно особенной,
родинку лаская и трогая,
рассылать тугие радиоволны
аж до самого знойного Гонконга…
острыми коготками гулять неистово,
на атласе лент меридианы оставляя,
сладко вонзаясь до крови, мыслимо ли…
куда же нас выведет эта кривая?…
дикой быть, никому не обязанной,
не боясь молвы и оказий
обожать иметь дело со связанными
фантазии опустошая…
«Как всё произошло? Случилось…»
Как всё произошло? Случилось…
Черёмухой в распахнутом окне
Твоя красиво некрасивость
Пришла в полузабытом сне.
В полутенях проблескивая синькой
Потупленные снились мне глаза
Сутулость плеч и угловатость линий,
Застрявших в паращюте рукава.
Так не по детски налитые гроздья
В нирване зрелости невозмутимых Будд
Твоих волос отжатые колосья
И сладость жаркая припухлых губ.
Мне снились кружева твоих серёжек
Мерцающих в отсвете серебра,
Тепло запястья и фарфор ладошек,
Сжимающих бусинки янтаря.
Ты в этом сне жила и процветала
И так по детски радостно вздохнув
Ты кошечкой персидской засыпала
Доверчиво к плечу прильнув.
«Как трудно все-таки забыть…»
Как трудно все-таки забыть
Тебя, и горечью полынной
Печаль-река, её бы переплыть,
Да вёсла брошены бессильно.
Как трудно всё-таки сказать:
Тебя – не существует…,
С корнями память вырывать,
Ласкать другую.
Как трудно без тебя прожить,
Когда не в зарубежье,
А где-то рядом, может быть,
Ты щеголяешь в скромном «беже».
Как трудно, трудно без тебя,
Но от тоски слабея
Скажу, душою не кривя:
С тобою быть труднее.
«Всё погубив так неумело…»
Всё погубив так неумело
Цинично грубая слегка
Жизнь, ухмыляясь поимела
Отнюдь не худшего раба.
Итог плачевен и неважен,
Как так случилось? Не пойму…
Я оказался вдруг посажен
На сексуальную иглу.
Я оказался, оказался
На месте не случайных встреч
И так доверчиво попался
На хрупкости девичьих плеч.
На разговоре нервном странном
В потоке сладостных флюид,
Я заблудился вдруг в тумане
Прикосновений и обид.
Я заблудился, заблудился
В кольце мучительных разлук,
И рафинадом растворился
На перекрестье нежных рук.
Итог плачевен и неважен,
Но всё же, чёрт меня возьми
Не дайте, милые, однажды
С иголки сладостной сойти.
«С грацией жирафьей…»