– Слушай, а ты не мог бы увеличить заем до двух сотен?

– Хм, ладно, – согласился Слаттери без особой сердечности.

– А знаешь, что я тебе скажу! – воодушевился Гедж. – Одолжи-ка ты мне для ровного счета – тысячу! Получится кругленькая такая, симпатичная сумма!

Без особого пыла Слаттери отлепил купюру от своей тощей пачки, словно бы недоумевая, где это он подцепил идейку, будто уличный грабеж – прибыльное предприятие?

За столиком в маленьком кафе у гавани Геджа обуяла словоохотливость. Уже много месяцев он томился по сочувственному уху, в которое мог бы излить свои несчастья, и наконец оно подвернулось. Этот миляга взломщик, решил он, услышит все.

– Да-с, сэр, – приступил он. – Вот так оно все… Все деньги у моей жены, а я в доме так, «Эй, ты! Принеси-подай!».

– Неужели правда?

– Да-с, сэр. Простофиля, вот я кто. Так, никто. Ты не промахнешься, если скажешь, что я птаха в золоченой клетке. Чего бы ни пожелала миссис Гедж, все так и делается. Хотел я жить в Калифорнии. Нет, настояла, чтоб мы поехали во Францию. Ты что думаешь, будь у меня деньги, я б жил в такой дыре, как шато «Блиссак»? Нет, сэр! Вернулся бы в Глендейл, где мужчины – настоящие мужчины! Слаттери чуть вздрогнул.

– Так ты в Шатублиссаке живешь?

– Да-с. Вот именно. В шато «Блиссак».

Слаттери раздумчиво пожевал нижнюю губу. Открытие, что коротышка живет, пусть даже в скромной роли птахи, в доме, о котором он столько мечтал, всколыхнуло его. Он не мог сказать наверняка, какие надежды возлагает на их знакомство, но одно чувствовал безусловно – расположения нового знакомца добиваться стоит.

– Живешь, значит, там? Ну и ну! – вежливо заметил он.

– Да-с, сэр. Миссис Гедж настояла, чтобы мы сняли этот дом в аренду. А я б и гроша за такой не дал! Меня от него прям тошнит. И это еще не все! Нет, не все!

– Нет?

– Нет, сэр. Знаешь что?

– Что?

– Когда она выложила мне это сегодня утром, меня прям перышком сшибить можно было. Ну догадайся вот что?

– А что?

– Ни в жизнь не скумекаешь!

– Так что, а?

– Представляешь, что она мне выложила сегодня утром?

– Да откуда, черт тебя дери, мне знать? – Вспышка раздражения сбила Слаттери с выбранного курса льстивости. – Ты что, воображаешь, я там под кроватью прятался?

– Она мне сказала, я должен стать американским послом.

Слаттери переваривал новость.

– М-дэ, не подарок…

– Я и сам знаю. Послы должны носить форму и атласные бриджи… это подумать!

– И треугольные шляпы.

– Что? Еще и шляпы?

– А то! Сам видел в новостях. И французишки эти всех послов обцеловывают.

До этих слов Гедж полагал, что вник во все изъяны предложенной роли, но теперь до него дошло, что последний, и самый ужаснейший, ускользнул от его внимания. С минуту он сидел как в параличе. Потом взорвался яростным потоком слов.

– Ну нет! Нет, и точка! Еще чего! Раздобуду маленький капиталец, чтоб было с чего сызнова начать, и подниму бунт. Да-с, сэр! Бунт, и точка. Я очень люблю свою жену, но это уж, знаете! «Слушай! – я скажу. – У меня хватает денег, чтоб начать сызнова, теперь я человек независимый, понятно? И я не намерен становиться никаким послом. Чем быстрее ты про это забудешь, тем лучше! Потому что все это – чушь собачья! И кстати, о Франции, – я скажу, – уезжаю из этой страны на следующем же пароходе. Возвращаюсь в Калифорнию. Прикипела к своей Франции, – я ей скажу, – так и торчи тут! Лично я возвращаюсь в Глендейл». Да-с, сэр!

Человеком Слаттери был не злым, но весьма практичным. Люди вроде него только и знают, что обескураживать мечтателей.

– А где, интересно, – перебил он, – ты достанешь этот свой капиталец?

В пылу возведения воздушных замков мелочь эту Гедж как-то упустил. Огонь в его глазах потух.