Здесь, в Париже, я показывал в одной галерее слайды с его работ. Им очень заинтересовались, причём в самой конкретной форме: хотят взять одну или несколько работ для выставки скульптуры, которая откроется 15 января. Теперь всё зависит от того, сможет Лёня переслать сюда что-нибудь, если это удастся. Затем мне пришла идея, что можно было бы организовать небольшую выставку русских скульпторов. Ты, Лёня, Саша Нежданов, Иван Чуйков, у него есть вещи, близкие к скульптуре (если удастся переслать), несколько парижских скульпторов, я в том числе. Если будет человек семь-восемь и каждый даст две-три работы, то, наверное, для выставки в данной галерее этого будет достаточно. Теперь важно желание и сотрудничество всех участников. Из твоих последних московских работ я видел некоторые на слайдах. Я думаю, они подошли бы для этой выставки, но, возможно, у тебя есть уже новые работы. Всё-таки любая выставка, хоть самая маленькая, облегчает жизнь художнику. <…>

Материальная сторона в Париже, наверное, более трудная, чем в Нью-Йорке, но пока никто из приехавших из‐за этого не пропал и не пропадёт. Вокруг каждого художника складывается группа друзей, которая его поддерживает, не даёт пропасть. Французы очень доброжелательны, любят помогать, когда кто-то нуждается в их помощи. Делают это легко и ненавязчиво. Есть довольно мощная поддержка художникам со стороны государства. Но вот пока всё. Может, со временем смогу написать более подробно.

В Венеции видел Эрнста Неизвестного. Он долго и восторженно говорил о тебе, как о самом серьёзном скульпторе. Всё-таки он – очень живой человек.

В завязавшейся подспудно сваре Шемякин – Нусберг вышел победителем (на Биеннале) последний, но он тоже уже ни у кого симпатий не вызывает. Или прав Неизвестный: где русские, там всегда клоповник? Грустно. Обнимаю тебя.

Игорь, дорогой, здравствуй!

Доменик уезжает завтра – я отправлю это письмо с ней.

Спасибо тебе за хорошие письма и прости, что я так неаккуратен.

Не знаю, видел ли ты Jack’а [Жака Мелконяна] после его визита в Москву, но мы с ним здесь активно общались, и он рассказал, что подразумевал его контракт. Жаль, что вы не поняли друг друга, но теперь, наверное, уже всё в порядке.

О наших делах. Костаки, как ты знаешь, уезжает и увозит cвои работы (Jack узнавал). Я его не приглашал, т. к. это, видимо, бесполезно. Не знаю, помнишь ли ты, что на выставке Риммины [Герловиной] работы произвели на него сильное впечатление – тем не менее после нескольких попыток зазвать его к себе Римма и Валера так и не добились этого. А я в этом смысле способен на активность гораздо меньше. Мне всегда было трудно приглашать к себе, да я, собственно, этого и не делал никогда – показывал только тем, кто интересовался сам, да звал друзей. Была идея заинтересовать его тем, что это такое подобие нового движения, ещё никем, никак не отмеченного (имелось в виду участники выставки у Лёни [Сокова]). Но если он сам этого не заметил, если это его не привлекло, то тут могло бы подействовать только что-то или кто-то очень авторитетные для него. Теперь уже всё это, видимо, поздно.

Я понял, что ты имел в виду, говоря о литографиях. Но те, старые, мне делать просто уже скучно. Новых же существенных идей для этой техники у меня нет. Тем более что я едва успеваю осуществлять то, чем полна голова.

Сейчас продолжаю ту серию вывернутых панорам, начало которой ты видел. Сделал ещё проект для кино, тесно связанный с этой серией и, вообще, со всеми моими последними работами.

Проект я тебе пришлю, очень хочется и надеюсь осуществить его. Для этого нужно пустое помещение, как для выставки, – т. е. этот осуществлённый проект должен стать ещё одним экспонатом выставки, которая должна называться «Окна и панорамы». До сих пор не мог найти помещения (нужно не меньше 8-10 м