Джек выдал злую усмешку – надо же, я впервые в этом месте видела такое открытое проявление злости:

– Бред. Придумай что-нибудь более подходящее для отказа, Ината. Вероятность того, что тебя переведут, ничтожна. Мы все писали заявления – и все думали, что именно нас переведут. Я хотел на четвертый, но там принимают только с химическим или биологическим образованием. На пятый вообще критерии отбора непонятны – то всех стариканов скопом забрали, то какого-то бывшего алкаша, который сюда и записался, чтобы завязать и вылезти из долгов, то месяцами не подписывают ни одного заявления, а второе подавать уже бессмысленно.

Разумеется, все это я уже знала и посвящать его в детали не хотела. Майя с Ником тоже помалкивали, что им разрешено подать заявку во второй раз, – зачем вызывать в людях зависть и вопросы еще до перевода, который может и не произойти? Теперь же я кивнула и просто согласилась:

– Скорее всего не примут, но лучше я подожду неделю, а потом буду решать.

Казалось, что ответ исчерпывающий и вообще ничем не должен затрагивать его самолюбие. Всего-то неделя! Но он почему-то напрягся, желваки на скулах заходили. Шагнул ко мне, но был остановлен вскриком:

– Не трогай меня, Джек! Иначе вылетишь отсюда сегодня же! – эта угроза не была пустой. За любые проявления агрессии увольняли.

Джек глянул на меня исподлобья, развернулся и вышел из комнаты. Я еще пару минут смотрела на цветок – самый шикарный подарок, который когда-либо получала в жизни. И который теперь совершенно не радовал. Целую минуту я соображала, что именно произошло, а потом бросилась за Джеком в коридор.

Но он уже входил в свою комнату, я залетела следом и вперилась взглядом в коробку на окне с зеленью – вероятно, этот цветок был пока единственным распустившимся. Представила, как он выпрашивает семена и землю, бережно поливает и неделями переживает о результате… Уж не знаю почему, но я чувствовала вину – сама не понимаю ее природы. Я ни о чем подобном ведь не просила! Мне просто взяли и навязали непонятную вину непонятно за что, не спрашивая разрешения.

– Забери, пожалуйста, – попросила я. – И подари другой девушке. Я не хочу чувствовать себя обязанной!

– Не чувствуй, – он ответил неожиданно спокойно. – Ината, я подожду неделю и буду очень рад, если ты снова мне улыбнешься – как сегодня в столовой. А пока просто уйди.

Он почти вытолкал меня в коридор, я от неожиданности выронила цветок на пол. Хотела так и оставить, но потом не выдержала и подняла, сожалея о лепестке, который отлетел. Не пропадать же такой драгоценности. Шла медленно, ощущая обиду ото всей неприятной ситуации. А скрываемые за радугами всеобщего благоденствия эмоции будто бы только ждали подходящего момента: и вот, стоило им найти повод, как выплеснулись сразу слезами. Надо же, всю жизнь мечтала, чтобы мне подарили цветы, а оказалось, что никакой радости в них нет, если под подарком подразумевается какой-то долг, или если получены не от того человека, которому долг хочется вернуть.

Замерла, заметив мистера Кинреда, внимательно наблюдавшего за мной. Не часто ли директор пятого уровня ошивается на третьем? Ему там заняться нечем?

– Здравствуйте, сэр, – сказала как можно вежливее и попыталась пройти мимо.

– Привет. Стоять, – он и не думал учитывать мои надежды. – Какое веселое шоу. Что происходит?

– Ничего такого, что касалось бы вас… сэр.

– А. Давай сделаем вид, что еще неделю ты имеешь право отвечать не на все мои вопросы.

Он снова издевался, смеялся над моим состоянием. А может, и что-то слышал из нашего разговора с Джеком – и это смешило его еще сильнее. Именно его цинизм по отношению к чужим переживаниям, пусть даже с его точки зрения пустым и никчемным, заставил меня разозлиться.