Потом наступила очередь толедских клинков. Ковка дамасской стали – одна из древнейших специализаций местных мастеров. Настоящий кинжал или сабля воронёной стали, инкрустированные золотой и серебряной нитью, стоят дорого, не каждый турист может позволить себе такой роскошный сувенир. Поэтому здесь стали делать маленькие копии, воспроизводящие характерные черты толедского оружия.

Но и на этом знакомство с лавкой чудес не кончилось. Из застеклённых витрин были извлечены филигранные золотые украшения с инкрустацией, почти невесомые, с геометрическими и растительными узорами.

При желании можно было совершить увлекательное путешествие к истокам. Но так ли уж важно, кто начал делать декоративные тарелки, воронёные клинки и золотую филигрань: испанский гончар, арабский оружейник или еврейский ювелир? Всё переплелось, как узор на лезвии толедского меча, нет ни начала, ни конца у золотой нити…

Маленькая церковь Санто-Томе известна тем, что здесь находится одно из выдающихся полотен Эль Греко – «Похороны графа Оргаса». Когда смотришь Эль Греко именно в Толедо (а здесь десятки его полотен, в том числе внушительное собрание в кафедральном соборе), возникает уверенность, что только в этом фантастическом городе с уникальной культурной аурой мог появиться такой художник.

Эль Греко – по происхождению критянин, чем и объясняется его художественный псевдоним. Его подлинное имя – Доменико Теотокопули. В 26 лет он отправился в Венецию, учился живописи у самого Тициана, успешно начал творческую биографию. Если бы он продолжал работать в Италии, вероятно, стал бы превосходным живописцем Доменико, но никогда – великим Эль Греко. Что-то внушило ему отправиться ко двору короля Филиппа II расписывать Эскориал, а оттуда – в Толедо, где он и жил до смерти. На мраморной перекладине над закрытой (к сожалению!) входной кованой дверью в его дом я увидел надпись: «Музей Эль Греко».

Довольно часто приходится слышать, что такой-то художник или писатель «опередил время», то есть создал нечто недоступное пониманию современников и оценённое по достоинству лишь через годы или века. Это выражение вполне применимо к Эль Греко. Нельзя сказать, что он по такой причине бедствовал и подвергался насмешкам профанов. Напротив, его картины ценились высоко, хотя совершенно не вписывались в традиции живописи XVI века, да ещё в такой строгой католической стране, как Испания, и это тоже одна из загадок.

Фигуры святых на картинах Эль Греко вытянуты, мышцы на руках и ногах бугрятся, как у культуристов, повсюду неожиданные ракурсы, условный и мрачный фон, одежды показаны локальными красками, без полутонов. Что-то есть в нём от византийской художественной традиции. Хотя Доменико родился и вырос в католической семье, он, конечно же, разглядывал на Крите православные иконы и мозаики. Немало, наверное, почерпнул и в Италии. Но озарение гения, прокладывающего свободный путь, никому не дано постичь и объяснить.

Эль Греко был отвергнут Просвещением с его культом разума и только в XIX веке был вновь открыт французскими художниками, дерзнувшими отрицать традиционные способы отражения реальности. В XX веке его уже стали превозносить как гения формотворчества.

А что же картина, с которой я начал эту главу? По всей видимости, это был именно Эль Греко – «Вид Толедо в грозу». Я не то чтобы запомнил её, а уловил общее звучание, тональность, схватил детали. На этой картине узнаётся Алькасар, кафедральный собор, мост Алькантара, Тахо с чёрной водой. Топография города изменена: здания нарочито сближены и карабкаются на крутую гору, устремляясь к полыхающему небу, как будто им тесно на земле.