В том-то и было дело: сильнее всего на свете Ральф ненавидел посредственность. Ей казалось, что он обладает врожденной добротой, которая проявлялась спонтанно, непредсказуемо. Она нашла то, что искала, не больше и не меньше. И переспала с ним накануне – ровно накануне – того дня, когда он надел ей на палец обручальное кольцо.

Это она сделала ему предложение, а не наоборот. Когда пришло время – им выпал редкий случай, какой выпадал разве что раз в году, и дом в Дирхеме остался в их полном распоряжении, – ее вдруг охватил страх. Она дрожала даже от прикосновения его теплых рук. Но он был молод и несведущ в житейских делах – совсем неискушен, думалось ей, – а потому, должно быть, не сумел распознать разницу между ужасом и страстью.

Когда все случилось, она долго переживала и беспокоилась, не оказаться бы беременной. Подумывала, не помолиться ли о милости, но решила, что к подобным молитвам Всевышний навряд ли снизойдет. Вдобавок это было испытание, ниспосланное небом. «Я позабочусь обо всем, – обещал Ральф. – Если ты понесешь, мы просто поженимся раньше». Месячные пришли на четыре дня позже положенного – она уже успела впасть в промежуточное состояние между паникой и надеждой, – и Анна прижалась спиной к холодной стене родительской ванной, выкрашенной в омерзительный темно-зеленый цвет, и залилась слезами, оплакивая утраченную возможность.

После этого она словно утратила душевное равновесие. Никогда раньше она не мнила себя человеком, как принято выражаться, со сложностями, но теперь в ее сознании отчаянно сражались за первенство всевозможные страхи, желания и упования. Ральф предложил все равно обвенчаться поскорее, как только она закончит учебу в своем педагогическом колледже, и не ждать конца лета. Дядюшка Джеймс пришел познакомиться с ее родителями и пространно рассуждал о том, как интересно будет работать в Дар-эс-Саламе.

Ее мать полагала, что тамошний климат может оказаться неподходящим, но потом вспомнила, что Анна никогда и ничем серьезно не болела, а растили дочь вовсе не неженкой. Правда, местные дикари могут вести себя недостойно… Так или иначе, Анна поразилась тому, с какой легкостью родители согласились с предложением Джеймса, как быстро они одобрили перенос свадьбы, после непозволительно короткой помолвки, на июнь. Впервые в жизни ей пришло в голову, что родители, возможно, будут рады сбагрить дочь с рук. Только представьте, сколько эмоций расходуется на почти взрослую дочь! Когда их девочка выйдет замуж и окажется на другом краю света, они смогут уделять гораздо больше внимания проблемах посторонних людей.

Конечно, в предложении отправиться в Африку, в самой идее миссионерства было нечто невероятное, если не сказать – смехотворное.

– Мне ведь не придется носить пробковый шлем? – жалобно спросила Анна. – И меня не сварят заживо?

– Думаю, нет, – серьезно ответил Ральф. – Дядюшку Джеймса до сих пор не сварили. Ничего такого он не рассказывал.

А потом Ральф поведал, что планы изменились. Если она не возражает, они не поедут в Восточную Африку. Их ожидает другая работа – в тауншипе[13] под названием Элим. Это рядом с Йоханнесбургом, к северу от города и недалеко от Претории, кстати; можно подумать, это уточнение помогло ей лучше оценить местоположение. Ральф показал Анне недавно изданную книгу «Никаких удобств» и сказал, что если она прочтет этот труд, то поймет, почему там нужны добровольцы и почему тем, кто высоко ценит комфорт, туда ехать, пожалуй, не стоит. «Да, прочти и потом взвесь варианты, прикинь, что для нас лучше». «И для других тоже, разумеется», – прибавила она. В ту пору, весной 1956-го, она еще могла произносить подобные фразы без всякой иронии.