– Тебе это приносит какую-то пользу?
Не зная, о какой пользе идет речь, Ван Чанчи ответил:
– Все равно я сижу без дела, так лучше уж буду помогать в торговле.
Отец Хуан Куя на это заметил:
– Не слушай его, у него еще лобок не опушился, а он уже свысока смотрит на мою торговлю. А сам-то он за счет чего вырос? Не за счет ли папкиной лавки?
По вечерам Ван Чанчи оставался присматривать за лавкой, а заодно помогать с делами. Когда же Хуан Куй с отцом уходили домой, Ван Чанчи продавал товар и одновременно готовился к занятиям. Иногда Хуан Куй оставался в лавке вместе с Ван Чанчи, чтобы поболтать и выпить. Как-то раз поздней ночью Хуан Куй выпил лишнего, после чего взял и выбросил все учебники Ван Чанчи. Пролетев пять метров над дорогой, книги упали прямо в речку. Ван Чанчи прыгнул за ними следом и выловил все до единой. Его одежда вымокла, учебники тоже размокли. Ван Чанчи развесил одежду и книги на сетке кровати и стал их сушить вентилятором. Хуан Куй сказал:
– Ну, допустим, ты поступишь в какой-нибудь университет и после его окончания заделаешься чиновником. Но сейчас даже чиновники все поголовно торгаши. Так на кой тебе вообще куда-то поступать?
– Я не собираюсь бросать это дело, я должен сделать это ради родителей.
– Раз ты хочешь сдавать экзамены, так иди на свои курсы, нечего тут вертеться, – сказал Хуан Куй.
Ван Чанчи выключил вентилятор, и страницы учебников тут же присмирели.
– В голодную пору ты мечтал о еде, а теперь отъелся и снова стал витать в облаках, – не унимался Хуан Куй.
– Мне казалось, что мои занятия не мешают торговле.
– Если у тебя нет амбиций, сколько ты можешь заработать?
На следующий день Хуан Куй повел Ван Чанчи в парикмахерскую, чтобы его обрили наголо. Ван Чанчи спросил, можно ли ему оставить хотя бы короткий ежик.
– Ты должен сверкать своей лысиной, – отрезал Хуан Куй.
Когда его стали брить наголо, Ван Чанчи не смог сдержать слез. Это напоминало ему ритуал пострижения в монахи, который совершался против его воли.
Каждый день Ван Хуай сидел в своей инвалидной коляске и долго всматривался в горную долину. После этого росший в долине клен отпечатывался в его голове словно цветное фото. Ван Хуай запросто мог с закрытым глазами восстановить контур его кроны, расположение веток и густую листву. Переживая, что у Ван Чанчи нет средств на пропитание, он попросил Второго дядюшку сходить на почту и отправить переводом пятьсот юаней. Второй дядюшка передал ему копию чека. Ван Хуай положил бумажку в левый нагрудный карман и в свободную минуту вытаскивал ее и рассматривал, словно то был экзаменационный бланк с ответом Ван Чанчи, на котором учитель выставил ему пять раз по сто баллов. Кроме приемов пищи, практически все остальное время Ван Хуай проводил, просто глядя вдаль. Бездельник Лю Байтяо частенько заходил к нему попросить сигарету. И хотя приходил он только ради сигареты, начинал он издалека. Свой разговор он заводил всегда одинаково:
– Брат Хуай, чего ты там высматриваешь?
– Чанчи.
– Разве ты его увидишь на таком расстоянии?
– Да тут все как на ладони.
– Чем он у тебя занимается?
– Учится.
– И как его учеба?
– Лучший в группе.
– Был бы у меня такой напористый парень, я бы каждый день приглашал гостей.
В такие моменты в девяти случаях из десяти Ван Хуай вытаскивал сигарету, протягивал ее Лю Байтяо и даже подносил огонек. Они курили и говорили о Ван Чанчи. Лю Байтяо многократно повторял, что видел во сне, как Чанчи стал крупным чиновником и на самолете забрал Ван Хуая с Лю Шуанцзюй в большой город. Ван Хуай растягивал рот в улыбке и говорил:
– На самолете – это уже перебор, а вот на автомобиле – вполне возможно.