Весь первый класс мы просидели за одной партой, а впоследствии наш классный руководитель предприняла попытку разлучить нас, отослав меня в конец третьего ряда. Ей хотелось распределить всех ребят, оценки которых оставляли желать лучшего, посадив их рядом с отличниками и хорошистами. А поскольку наша с Инной успеваемость была примерно одинаковой, то настал момент переезда. Тогда я впервые увидел, как Инна плачет. Крупные капли слёз катились по её щекам, оставляя мокрые следы и капая на парту. Глядя на это учительница недоумевала. Всегда спокойная и уравновешенная девочка вела себя так, будто ей нанесли глубочайшую травму. Взгляды всех учеников были сосредоточены на источнике беды, коим оказалась естественно руководитель. По-прежнему стоять на своём означало стать врагом народа и деспотичным тираном. Естественно она передумала это делать и оставила нас в покое, попросив меня отвести Инну в уборную, смыть слезы с лица.

Когда мы вышли из класса, Инна резко прекратила хныкать и, взглянув на меня покрасневшими глазами, улыбнулась. От удивления я потерял дар речи, пока она первой не нарушила молчание.

– Я и не думала, что она купится, – в её взгляде танцевали искорки веселья.

– Только подумать… Купился даже я! Подумать только, ты смогла вызвать слёзы просто потому что захотела, как тебе это удалось?

– Ты и вправду думаешь, что я смогла расстроиться лишь для виду? Такое сделать невозможно, – она посмотрела мне в глаза и я всё понял.

Инна сделала всё возможное, чтобы быть со мною рядом, пускай это могло показать её в дурном свете перед учителем и другими ребятами. В этот момент я впервые взял её за руку. Никогда до этого я так не делал, но именно сейчас почувствовал, что неистово желаю держать её за руку и никогда не отпускать.

Вдруг я увидел, что значил что-то для Инны и что она счастлива только от того, что я рядом с ней. Такое осознание само по себе звучало очень просто, но когда я вдумывался в это, то начинал понимать, как это все бесконечно важно. Это поднимало бурю в моей душе и рой невидимых бабочек в груди, совершенно преображая всю мою жизнь, словно разделяя её на «до» и «после». Это можно было назвать влюблённостью, но все-таки оно являлось чем-то другим. Чем-то таким, ради чего стоит жить. Ведь я толком и не осознавал всего значения этих чувств, лишь только их важность. Такой человек как я не мог жить ради одной лишь влюблённости или любви, особенно в столь юном возрасте. Но ради другого человека – мог и хотел.

С того момента мы продолжили сидеть за одной партой и дальше. А я всегда старался быть рядом с Инной и поддерживать её так же, как и она поддержала меня тогда. Однажды весь класс пошёл на прививку к школьной медсестре. Дело это ни у кого не вызывало восторга, пришлось спускаться на нулевой этаж школы, где ещё и было темно. В самом же медицинском кабинете стоял неприятный и пугающий запах спирта для обеззараживания ранки. Никто не был в восторге от этой процедуры, однако Инна и вовсе повела себя странно. Она встала в самый конец очереди и нервно озиралась по сторонам.

– Ты чего? – спросил я, подойдя к ней. – Всё в порядке?

– Слушай, а можно тебя кое о чём попросить? – у неё на лице появилось облегчение, когда я подошёл, вместе с тем смешанное с отчаянием. – Можешь сейчас загородить меня ото всех, а я тихонько уйду, пока никто не видит? Ненавижу уколы, мне и без них нормально, не хочу я эту прививку ставить.

На какой-то момент я даже обрадовался, что могу помочь ей, но всё-таки решил потупить по-своему. Конечно, можно было и помочь Инне сбежать, но вот её страх мы бы этим не победили.