Вместо этого я решил по максимуму занять себя в ожидании возвращения Инны. Я решал домашние задания, данные нам в университете на лето, изучал заранее те предметы, которые нам предстояли. Я представлял, как расскажу и покажу всё Инне, а она похвалит меня и обрадуется, что я был так предусмотрителен. Я заранее собрал рюкзак для нашего похода на гору и расспросил Надю про маршрут. Она странно отреагировала на это, но я заверил её, что Инна обязательно вернётся, и мы отправимся в поход. И самое главное я продолжал выжигать, продолжал делать работу по эскизам, которые Инна для меня нарисовала. Это были мои лучшие творения, ибо я вкладывал в них всю любовь к Инне, которой хотел показать их все, когда закончу. Я записывал идеи, книги и фильмы о которых хотел поговорить с ней. Нам столько всего предстояло обсудить. Так прошёл ещё один месяц лета.

И в его конце отец сообщил мне, что Владислав назначил дату похорон Инны. Сердце моё упало куда-то вниз. Они не нашли её, не было никаких доказательств её смерти, но Инну заранее решили забыть и похоронить. Вначале я не хотел туда идти, я обругал Владислава всеми известными мне словами и проклял его сотню раз, но затем родители всё же уговорили меня, обосновав это тем, что он итак страдает от потери дочери. А если же я не приду, то нанесу ему ещё большую рану.

Прощание состоялось в небольшой церкви, рядом с кладбищем, где была похоронена мама Инны. Из собравшихся я знал только родителей, Владислава, Надю и ещё несколько девчонок из нашей школы и университета. Рядом с пустым гробом стоял большой портрет Инны, годовой давности. Там она ясным взглядом смотрела в камеру, это было фото для студенческого билета, я был с ней в тот день. После того как мы сделали фотографии, Инна зачем-то попросила фотографа скинуть цифровые исходники фото ей на флешку. Я спросил зачем, а она ответила, что может пригодится в будущем. Как будто знала для чего именно. Интересно, а на моих похоронах тоже будет фото с того дня, призадумался я. Пожалуй, я бы дал на это согласие, ведь оно вышло весьма неплохим.

Каждый из присутствующих что-то говорил, прощаясь с Инной, а я стоял сзади всех. Смотрел на свои начищенные черные туфли и размышлял, понравилось бы Инне на собственных похоронах. Устроило бы её фото, количество собравшихся, их слова о ней? Безусловно, они все говорили много чего хорошего. Но эти слова были однотипны. Умная молодая, красивая, добрая, вот и всё. А я знал гораздо больше, знал, что она очень о многом мечтала. Знал, что когда-то она никому не доверяла. Знал, что она винила себя в смерти матери. И я знал, что она денно и нощно искала свой Путь, веря в то, что он подарит её существованию некий смысл.

Я понял, что мне становится всё более душно в этом помещении и потихоньку вышел, чтобы меня никто не заметил. На улице стоял чудесный летний день, в этом году август выдался особенно жарким и солнечным. Я слегка ослабил галстук, чувствуя, как под мышками расползаются пятна пота. У меня не было ни единой мысли, что делать со всем клубком чувств в душе и в груди. Пойти обратно в церковь или домой, посидеть на лавочке в парке, которую мы так любили с Инной или пройтись мимо витрин с картинами, выжженными на дереве. Но ни одно из этих мест не дало бы мне верного ответа, там не было ничего кроме воспоминаний. Столь прекрасных, но настолько же горьких сейчас. Я достал из кармана компас, подаренный Инной, его стрелка показывала направление в сторону севера. Туда, где я не был и туда, где должна была быть гора на которую мы собирались поехать.