Мужчина, которого он метнул, был не большим и не маленьким. По весу примерно равен камням, которые метала крепостная камнеметная машина. Хотя Жересар и не был камнеметной машиной, но эффект, произведенный этим живым снарядом, был так же действен, как если бы в толпу влетел подобный по весу камень.

Человека с ножом снесло, как и двух парней, на свое несчастье стоявших рядом с ним, и теперь они вяло шевелились на полу возле «снаряда», потерявшего сознание. Жересар тяжелыми шагами подошел к оцепеневшей толпе, испуганно раздавшейся в стороны, и тяжелым басом спросил:

– Еще кто-то хочет мне что-то отрезать? Или хочет проверить мои карманы?

– Ты не сможешь не спать вечно! – заметил кто-то из толпы, намекая на то, что, как только Жересар уснет, его тут же прирежут. Лекарь шагнул вперед и медленно спросил:

– Кто это сказал? Иди сюда, не бойся. А ну выйди сюда! Иначе я сейчас всех перебью к демонам!

Мужчины отодвинулись от высокого парня, а тот смело посмотрел в глаза лекарю:

– Я сказал. И что?

– Мне нужно, чтобы кто-то ответил на мои вопросы. И это будешь ты.

– А если не отвечу?

– Тогда я разобью тебе башку, а потом возьму другого и предложу то же самое, – равнодушно сказал лекарь.

– Эфос, да ответь ему! – раздраженно выкрикнул кто-то из стоящих справа. – Видишь, он не в себе! Ответь, да пусть валяется, как и все мы!

– Тебя не спросили! – огрызнулся Эфос. – Чего тебе надо, чужак?

– Откуда ты знаешь, что я чужак? – спросил Жересар.

– Тут все про всех знают, – усмехнулся парень. – Ты что, убил их?

– Может, и убил, – пожал плечами лекарь, – наплевать. Пойдем, расскажешь мне кое-что. А вы расходитесь. Что это вам, представление комедиантов? Лучше помогите вашим приятелям.

– Тут нет приятелей, – хмыкнул кто-то слева, и народ стал расходиться, не глядя на побитых мужчин, копошащихся на полу.

Жересар присел к первому поверженному им противнику, тому, что обшаривал карманы, сильно ударил его в живот, вынул из бесчувственной руки нож и, переломив его между пальцами, оттащил мужчину к остальным, двое из которых уже начали поднимать головы. Бросил, как бревно, не обращая внимания на кровавый след, оставшийся на полу. Потом кивнул Эфосу:

– Пошли в угол. Не бойся, мне всего лишь нужно кое-что узнать. Расскажешь – и делай что хочешь.

– Я и не боюсь! – вскинулся парень, но покорно побрел за Жересаром в темный угол и уселся рядом на охапку несвежей соломы, пахнущей прелостью и мочой.

– Где я нахожусь? – спросил Жересар, опершись на кирпичную красную стену и глядя в маленькое окошко под потолком, с трудом пропускающее свет.

– В темнице, где же еще? – скривился Эфос. – Как и все мы.

– Давно я тут?

– Нет. Привезли, втащили, бросили. Парни пошли прощупать у тебя карманы – а ты очнулся. Не думали, что ты очнешься.

– Почему это? – поднял брови лекарь.

– А ты себя со стороны видел? Весь в крови, лицо-то еле рассмотришь. Да и стражники сказали, чтобы, как ты сдохнешь, им покричали. А еще сказали, что, когда ты перекинешься, можем забрать твои шмотки себе. Мертвому-то они все равно не нужны!

– Ясно. Что-то говорили, за что я здесь?

– Кто? Стражники?

– Стражники, да. Что-то говорили о том, за что я здесь? – медленно, как для идиота, повторил Жересар.

– Ну… да. Говорили, что ты разбил челюсть троюродному брату капрала Девада, что на базаре шастает. Что напал на Брюска, избил его и ограбил.

– Понятно. Что мне грозит? Что теперь будет?

– Ну что… в рабство продадут скорее всего. Ты вон какой здоровый. В рабство – и все! Не повесят, нет. В рабство, ага.

– А здесь кого собрали? Что за люди?

– Всякие. Есть уважаемые люди – авторитетные. Есть пьяницы, которых прихватила стража за буйство в трактире, а у них не было денег оплатить разгром. Щас ждут, когда родственники выкупят. А то, мож, и отрабатывать заставят. Всякие есть.