Но судят они
Как последние честные судьи —
Не пишут имён,
Забывая о силе имён…
Поэты живут!
Безусловно! Ещё существуют!
За тонкой строкой
Растворяют апатию слов.
Но душу свою,
Окуная в стихию живую,
Меняют на слог,
Чтобы сердце на небе зажглось.
Песок и стены
Пустота переполнит шальные пески,
Беззастенчиво врежется в тонкие вены.
От заброшенной жизни останутся скит
И пески,
И песками умытые стены.
Как не сдержит осады пустой монастырь,
Так и эти пески не упрячешь за дверью.
За пустышкой нет жизни!
Пустышки – пусты!
Но не верю в судьбу.
Совершенно не верю!
Это люди и страхи разрушили дом!
Не песок и не ветер —
Обычные гниды.
Напролом!
Мы не ходим домой напролом.
Так и в души чужие
Не сейте обиду,
Пустотой наполняя чужие пески.
Что останется в сердце?
Остывшие вены?
Только ветер заполнит заброшенный скит
И пески,
И песками умытые стены.
Ангел-оруженосец
Льдинки скользят по коже,
Скользят по венам —
Вечные иглы, крошево, порошок.
Шаткое время, лёгкое до измены.
Мелкой крупою ветер лицо обжёг,
Глупо смеётся, перья позёмкой носит.
Новые маски лепит себе зима.
Маленький мальчик, ангел-оруженосец,
Нежные крылья льдинками обломал.
Боль и обида точат, пронзают душу.
Доброе сердце вымерзнет в этой мгле.
Липкая вьюга перьями от подушек
Детские слёзы скомкает на земле.
Ангел уходит. Льдинки пронзают сердце.
Серые грани вырвут последний вздох.
Добрые люди – им никуда не деться,
В небо уходят красной густой водой.
Каштановый шоколад
Каштановый шоколад
Рассыпал осенний клён.
Калёная пастила
Сжигает тесьму колёс,
И капает серебро
Небесных краёв земли,
И ветер натянет трос
По сотне разлитых лиц,
По сотне калёных душ,
По сотканным срезам маск.
Мазками свою звезду
Уже прокляла зима,
И листья клюют асфальт
До трещины, до земли.
Бликует разбитый кварц.
Октябрь внутри болит.
Зеркало
Ниточка лопнула…
Дзынк.
Зеркало боли.
Вниз без опоры
Слетает осколок жизни.
Мыслимый Боже,
Надеюсь, хоть ты доволен!
Если я был неправ…
Если ошибся…
Прошу…
Покажи мне!
Я не искал оправданий,
И в душной пене
Двигал на ощупь
Распластанные фигуры.
Жёлтые листья струятся,
Как боль по вене.
Жёлтые…
Красные…
Острые
Формы текстуры.
Осень и ветер разбудят,
Стекают в кофе.
То, что не высказал,
То, что ещё не сделал,
Выскоблит правду,
Оставив лишь путь к Голгофе.
Жизнь раскололась,
И в зеркале
Я – подделка.
Моя весна
Выпекая из тонких веток
Багрянец завтра,
Заплетая закаты
В листья осенних
Солнц,
Перелётные птицы
Взмах обрели
Внезапно,
И на юг устремились
Сотни сердец-часов.
На пьянящих аллеях
В солнечно-гладких спусках
Растворяется осень —
Вечный предтеча
Вьюг.
С этой ржавчиной в сердце
Время живых не пустит
На мерцающий флагман
В танце стальных
Кают.
А по небу скатился
Призрачно-жёлтый мячик,
И не так уж и горько
В чай добавлять
Закат.
День сползает быстрее.
Солнечный луч, измятый,
Не согреет этюды
Осени и
Утрат.
Календарь похудеет.
Сердце стучится плетью.
От нехватки прохожих
Снова грустит
Фонарь.
Пожелтевшее время
Вряд ли меня излечит,
Для любого поэта
Осень – его
Весна.
Птицы чёрным маком
Птицы чёрным маком
Усыпали булку неба,
Словно лёгкие точки,
Сделали утро сдобным.
Нас укутало тесто,
Но вид у него нелепый.
Мы нелепо смеёмся
В аорте себе подобных.
Мы вдыхаем обиды
И курим пьянящий запах
Городских перекрёстков,
Но шумных и несъедобных.
Словно в лавке кондитера
Небо нам кто-то запер.
Мы скребём подоконник,
Надеясь на крошку сдобы.
Эти глупые правила
Выели в нас дорогу.
Мы не можем сбежать,
Как не могут сгореть обиды.
А небесные булки —
Лишь повод лечить изжогу.
И надеяться только
На Бога и панихиду.
Каждый лист
Ветками расчёсанная осень.
Вывернутый ластик этажей.
Мир растаял в сказочном гипнозе,
В листопаде гаснущих божеств.
Вереницей жёлтых украшений
В космосе вечернего окна