– Хорошо, хорошо! Не кипятись. Просто меня беспокоит то, что происходит внизу. Помнишь, как ты по этой комнате топал, когда мы узнали, что Диттер пропал? Второй агент за последний стандартный год! До этого Малред семь лет работал – и никаких проблем! Чёрт, мы даже не всполошились, когда он пропал!

– Да уж… два старых дурака мы с тобой, Банев. Старые, лохматые и вислоухие.

– Бессмысленно себя казнить. Малред был сталкером, а у них потери куда выше, чем в Альянсе или у бионитов. Но двое за полгода? Там что-то затевается, друг мой, и мы не знаем, что именно. И рассчитывать можем только на этого вот… шулера.

– Ну а когда было легко-то, а? – Лурье улыбнулся и снова стал похож на оживший дезинтегратор, готовый превратить в пыль крейсер-другой.

– Сейчас еще хуже, – помрачнел начальник Карантина. – Ты сам знаешь, насколько влиятельно промышленное лобби. Компании вовсю проталкивают поправки в закон об ограничении использования ксенотехнологий. Если им это удастся, мы с тобой превратимся в наблюдателей, которые будут с тихой грустью смотреть за тем неконтролируемым потоком, что хлынет с Перекрестка. И если у нас не будет железных доказательств причастности хотя бы одной крупной компании к серьезной контрабанде опасных материалов, они эти поправки протащат.

– А если и будут?

– Тогда появляется шанс прижать их, угрожая оглаской.

– Сомнительно, конечно… Но другого выхода, как я понимаю, у нас нет.

– Во всяком случае здесь и сейчас, – развел руками Банев, – я очень надеюсь, что хотя бы этому твоему имперцу удастся внизу закрепиться.

– Считаешь, готовится что-то серьезное?

– Да. Сам знаешь, Промышленный Альянс – это только вывеска, фасад, обеспечивающий компаниям деньги инвесторов и благосклонность политиков. Ну и полевую разведчику заодно. А реальную работу они ведут совсем другими методами. За последнее время парни с боевой станции зарегистрировали семь анонимных выходов в трехмерность в нашем районе. При этом в четырех случаях не было отстыковки шаттлов и посадок на плоскости, зато происходил мощный обмен информпакетами. Кто-то шел на серьезный риск, чтобы передать некую важную информацию.

– Нашли что-то стоящее и готовятся вывозить?

– Не думаю. Не то что расшифровать, а даже перехватить пакет не удалось, засекли лишь сам факт обмена. Но, судя по объемам информации, шла передача подробных инструкций и какой-то документации. Я параноик – я решил, что людям на плоскостях прислали указание, в каких именно направлениях копать.

– Есть предположения?

Банев наконец сделал большой глоток и, поставив бокал на стол, нагнулся. Поднял лежащую возле кресла пластиковую папку и достал из нее несколько прозрачных листов.

– На, посмотри. А я прокомментирую.

Лурье взял верхний лист, который сразу потемнел, покрылся строками текста, сопровождающимися редкими иллюстрациями.

– Это же селимовская цивилизация, – хмыкнул Лурье, – одна из первых изученных.

– Угу. После ее изучения Селимов удалился от мира и сейчас, насколько я знаю, пытается замолить грехи всей Вселенной в каком-то монастыре.

– Если совсем точно, то в монастыре Святого Луки на Фолстрайне. И я его понимаю. Более дикой и извращенной, с нашей точки зрения, философии я не встречал.

– Куда важнее для нас то, что философия ненависти к своей физической оболочке нашла практическое применение в развитии генной модификации и попытках создания существ-контейнеров. Термин, конечно, не самый удачный, но как это еще назвать, я не знаю.

– И? – вопросительно поднял бровь Лурье.

– Посмотри отчеты на следующем листе.

Спустя пару минут полковник, почесывая подбородок, протянул: