– Послушайте, мне-то откуда знать?

– У Вероники были враги или существенные обиды?

– У Вероники? – Эстель остановилась и посмотрела в сторону грязно-коричневой воды, где покачивались яхты. – С ней иногда было трудновато. Очень прямолинейная женщина. Настоящий учитель. Некоторых она могла вывести из себя.

– Что-нибудь конкретное? – спросила Луиза.

Эстель докурила сигарету и небрежно втоптала ее в землю теннисной туфлей.

– Произошел инцидент с одним из тренеров по теннису.

– В смысле?

– Нам казалось, он слишком мало времени проводит в клубе.

– Так…

– Мы с Вероникой подали официальную жалобу. Некоторые из тренеров считают, что могут приходить, уходить, работать, как им заблагорассудится. Нам здесь нужен человек, преданный клубу и всегда готовый помочь.

– А как звали тренера? – спросила Блэкуэлл.

– Мэтт Ламберт.

– Он все еще состоит в клубе?

– К сожалению, да.

– Значит, он работает в клубе?

– Нет, он предприниматель.

– Эстель, хочу прояснить вот что… – медленно произнесла Луиза. – Вы пытались уволить тренера, потому что он недостаточно часто бывал в клубе, но ведь никто не платил ему за дополнительное время. Да?

– Не совсем так.

– Так вы полагаете, этот тренер почувствовал себя настолько обиженным, что смог жестоко убить Веронику и оставить ее тело на пляже?

– Откуда, черт возьми, мне знать?

Разговор пошел насмарку. Луизе не нравилось определять людей по первым впечатлениям, но она отметила: Эстель была избалованной, привилегированной леди, привыкшей поступать по-своему. Блэкуэлл с грустью подумала, что и Вероника, возможно, ничем от нее не отличалась, но это мало меняло дело.

– Последний вопрос. Вы знали о каких-либо осложнениях в жизни Вероники?

– Вы о чем?

– Проблемы с алкоголем, дурные пристрастия и тому подобное.

Эстель выглядела потрясенной.

– Нет, нет, Вероника время от времени могла выпить бокал вина, но и только. Она была очень разумной женщиной.

Похоже, Эстель знала свою подругу не так хорошо, как ей казалось. Или Фергюсон лгала.

Джефф налил кофе из термоса в стальную кружку. Он сидел на складном стуле и обозревал свое «королевство» в свете раннего утра. Это место казалось ему родным, его собственной маленькой страной. Если не считать прикованного в пещере, Симмонс был единственным человеком на острове Крутой Холм. Остров находился всего в десяти километрах от материка, но на нем можно быть в глуши, а он всю жизнь стремился к одиночеству. Симмонс еще ребенком время от времени путешествовал с отцом, который был капитаном небольшого парома с материка, однако только сейчас в полной мере оценил истинную красоту острова – идеального места для жизни, которое можно обойти меньше чем за час.

Паром все еще ходил. В летние месяцы каждые несколько дней он перевозил кучку туристов, которые находились на острове в течение двенадцати часов, пока не возвращался прилив. Сейчас же все это принадлежало только ему.

Джефф наслаждался одиночеством, даже если отчасти оно было навязано ему с раннего возраста. Дело было не только в инциденте с Мейнардом. Одноклассники относились к нему по-другому и до того, как он сломал зубы хулигану. Джефф Симмонс всегда держал себя обособленно и не присоединялся к их глупым занятиям на переменках. Подобно Симмонсу, большинство одноклассников ходили в церковь каждое воскресенье, но было заметно: им там не нравилось. Джефф, сидя с отцом на передних скамьях, наблюдал, как одноклассники входили в церковные двери – он никогда не видел благоговения на их лицах. Джефф относился к церковным службам серьезно, однако ровесники были там в основном по принуждению. Симмонс жалел их за это, и, возможно, именно поэтому те обижались на него.