И вообще, воскресенье же!

Как можно было завести будильник на выходные?


Но это был не будильник.

Звонил телефон и, вопреки обыкновению, поскольку звонить ей могли только родители или с кафедры, номер не определялся.

Мария Станиславовна ответила не раздумывая.


– Эмпирика, прости меня.

Голос, мягкий и печальный, она узнала сразу – хотя и не слышала его прежде. Разве что во сне?

– Ингвар?

Надо было что-то сказать, но мысли спросонья отчаянно путались, и бесчисленные вопросы, которые она собиралась задать, отказывались облекаться в сколь-нибудь приемлемую формулировку.

– Прости, что разбудил. И что меня не было рядом.

– Да? Ну… это… Ладно.

А откуда, интересно, он взял её номер?

– Послушай очень внимательно – ты ведь знаешь, что я всегда говорил тебе правду. Солнечные вспышки опасны. Ты должна быть осторожна. Особенно с пациентами.

А, ну понятно. Кто бы мог подумать, что такой скептик, как Ингвар, станет доверять новостям?

– Скажи, с тобой в последние дни не случалось ничего необычного?

Зевнув, Мария Станиславовна насилу выдавила:

– Странные сны считаются?

И почему это надо обсуждать среди ночи?

– Да, – в голосе собеседника послышалась тревога, – с этого обычно всё и начинается. Но, надеюсь, чёрных тварей ты пока не видела?

– Чего-о?

– Чёрные жуткие рогатые демоны в шипастых доспехах.

– Блэк-металлисты что ли?


Это было так дико и нелепо, что даже в голове прояснилось.

Общаясь в интернете, они частенько несли полную чушь. Такую, что со стороны их приняли бы за наркоманов. Смеялись над несусветными глупостями. А теперь вот впервые говорили вживую – и она была искренне рада, невзирая на поздний час.

Страшно представить, от каких, быть может, скорбных дум пытался её собеседник таким образом отвлечься.

– Так, говоришь, шипастые демоны? Нет, как-то не доводилось встречать. Но, наверное, всё впереди.

– Эмпирика, я не шучу. Знаешь, я… никогда тебя не оставлял. Я хотел обмануть их, держась на расстоянии, надеялся, что это не повторится, если мы не встретимся, что кровная связь этого воплощения защитит тебя. Хотя нет, конечно, дело не только в этом. Я просто больше не мог видеть, как ты снова… Каким же я был глупцом! Пророчество ведь нельзя изменить. И мир, который нам предстоит спасти, всё ещё ждёт нас.

– Та-а-ак. Просвети меня.

– Я бы рад. Но ты должна вспомнить сама. Это главное условие, и я поклялся больше не нарушать его.


Мария Станиславовна решила внести свою лепту в это безумие и рассказала о недавних снах. Про неподвижное солнце и странные имена. Про летающих медуз-осьминогов с крыльями, как у летучей мыши, и Эгредеум, куда Ингвар звал её вернуться. Про чёрную бездну нескончаемой тьмы, от которой он её спас.

– Она говорила с тобой?! Это плохо. Я приеду так скоро, как только смогу, ты только держись.

– Что?! Зачем? Как? – взволновалась Мария Станиславовна, не понимая, шутит он или уже нет. – Ты ведь… не знаешь даже адреса.

– Знаю, Эмпирика. Я знаю о тебе всё. Больше, чем ты сама.

***

«Ты должна вспомнить…»

Пронзительно-голубые глаза смотрели на неё с невыразимой скорбью, а губы застыли в печальной полуулыбке.

Длинные волосы – белые, как снег. На высоком челе – янтарный венец с пятью извитыми зубцами. На золотых одеждах и изорванном янтарном плаще расползаются алые пятна.

Мария Станиславовна, объятая трепетом, не могла отвести взгляд от высокой царственной фигуры, наполненной какой-то величественной обречённостью – и вместе с тем всепрощающей добротой. Горло сдавили судорожные спазмы.

Король-призрак, чей образ таял туманной дымкой, тянул к ней руки и шевелил губами – кажется, называл её имя, – но она не слышала ни слова, точно была отделена невидимой, но непреодолимой стеной.