Выйдя из кабинета, она чуть не разрыдалась от своей беспомощности.

–Знает свин, что я одна, – прошептала Юля, выйдя на кафель продуваемого сквозняками холла, тая и расползаясь в разные в стороны от своей беззащитности и одиночества, она поспешила в уборную.

И тут откуда-то из глубины её сущность пошла озлобленность на весь мир и желание расплакаться сменилось желанием выцарапать глаза Нонке. Вцепиться в её широкую накрашенную физиономию и, – «Откуда у меня такая кровожадность»? – одёрнула себя Юля, испугавшись, она посмотрела на своё отражение и умылась холодной, ледяной водой, бьющей из крана, который она на нервах открыла на полную.

Входя в глухую оборону, подобно ёжу, и с большим трудом подавив гнев и боль, она, вернувшись на рабочее место погрузилась в рутину работы, только бы забыть, не думать о произошедшем и поскорее дожить до вечера и добраться до дома. От мыслей о доме, как оазисе защищенности, крепости стен, ей стало легче, словно она уже оказалась в нем, в каменной броне родных стен.

Пять рабочих часов пролетели быстро, бросив взгляд в окно она заметила, что стало смеркаться, неужели конец обрадовалась Юля с облегчением и воодушевлением выдохнув только бы покинуть это место, но тут возле её стола вдруг появилась габаритная фигура с улыбающимся лицом.

–Гоша? – удивилась она, глядя на водителя и курьера уже успевшего вернуться обратно.

– Это вам Юлия, – явно скромничая прошептал он, положив ей на стол шоколадку.

–Спасибо, – вежливо улыбнулась Юля. «Вот приставучий детина, только тебя мне сегодня не хватало, как объяснить, что я с детства не люблю шоколад, сказать обидеться, не сказать… Да лучше ничего не говорить» – не много подумав, решила она.

–А в честь чего презент? – спросила Юля, причём голос весь день, сдерживающийся от внутренней агрессии, прозвучал слишком строго и холодно, так что выражение «счастливого дурака» просто смылось с лица Гоши.

–Просто так, – сказал он, вы сегодня такая красивая.

«Да ладно, я красивая, что за день сегодня? – Спокойно Юлия держи себя в руках, не надо отыгрываться на бедном Гоше».

–А что я обычно страшная? – спросила она тем же голосом, и искренне надеясь, что парня сейчас просто сдует.

–О, нет Юлия я ничего такого не хотел сказать, извините Юлия мне пора! – протараторил Гоша и быстро ретировался.

И тут её как прорвало, долго сдерживаемые эмоции выплеснулись на волю, истерическим смехом и болью в животе от бессилия остановить этот смех, который как терапия измученных нервов шёл из глубины души, давая грубому физическому телу порцию эндорфинов. Утерев слезы радости, она, спешно убрав документы по ящикам и выключив свет, вышла на улицу. Падал лёгкий снежок, городом владела безмятежность и спокойствие свойственная последнему дню недели пятнице.

Истерический смех не много поднявший её настроение, вся эта суета и кошмар прожитого дня, отошли вторя атмосфере города на второй план – тёмных закоулков души, жаждущих забвения, только вместо спокойствия и неги пришла пустота, пустота «пустой квартиры и одиночества», когда спешить домой не имеет смысла, а жизнь теряет своё сакральное значения любить.

Когда человек спит, нечто в его сознании позволяет ему понять, что все происходящее – это сон.

Аристотель

С трудом открыв слипшиеся от долгого сна веки, он потянулся, тело с сонной истомой выгнулось и с не охотой расправилось, вяло раскинувшись на кровати. Часы на будильнике показывали двенадцать часов дня. – Прилично, – подумал он, посчитав в уме продолжительность этого ночного полёта, учитывая, что лёг спать он в шесть вечера, а встал в двенадцать дня. Не хотя, повернув голову, он посмотрел, как солнечные лучи проникая сквозь плохо зашторенные занавески, греют паркет длинными солнечными колоннами. Рядом тихо тикают все те же часы, а в комнате пахнет сном, этим приятным запахом домашней неуклюжести и несобранности, в каком-то смысле даже уютом, теплом пледа, подушек, и хорошей книгой и обязательно сказкой.