Одним из освоенных нами видов изготовления фото неожиданно оказалась печать с фотонегативов. Это значит буквально следующее: берётся фото с оттиском негатива, любых размеров, стороной снимка накладывается на чистый лист фотобумаги, а сверху на это соитие помещается стекло, желательно чисто вымытое, иначе все пятна, крошки и прочее будут в виде точек отражены на фото. Над этим стеклом, прижимающим собою два листа, включается на несколько секунд, или просто включается-выключается, лампа фотоувеличителя, извлечённая из аппарата. Затем лист проявляется, как обычно. На нём проступает, не очень качественное, в большинстве случаев, изображение, но уже не в виде негатива, а привычное глазу. Не знаю, кто изобрёл данный способ, но это оказалось гениально, так можно было размножить любое фото, не имея его на плёнке. Процесс, конечно, затягивался, так как требовалось поначалу сделать негатив с фото, просушить его, и только затем клепать копии. Копировали, появившиеся в то время в большом количестве, изображения обвешенного гранатами Шварцнеггера, исцарапанного в стычках с многочисленными врагами Брюса Ли, каких-то страшилищ из фильмов ужасов, Чака Норриса и прочую белиберду. Доходило до того, что некоторые, особо продвинутые товарищи, торговали или самими негативами, или обычными снимками. Рубль штука. Или 50 копеек, если размер не так велик.

Иногда, дороже…

«Мёртвым не всё равно, если речь идёт о той памяти, что они о себе оставляют. Каждому хочется, чтобы после смерти его запомнили не таким, какой он был, а таким, каким хотел бы быть»

Доктор Франкенштейн.

Справа от библиотеки, если стоять к ней лицом, располагался кабинет математики. И тут сразу следует внести ясность, сказав, что алгебра и геометрия являлись для меня едва ли не самыми ненавистными предметами. Я их тупо не понимал и боялся, как высоты. Великие математики, начиная от Пифагора, и заканчивая Лобачевским, строго взирали с портретов, развешанных на стенах, глядя на мои мучения, но поделать ничего не могли. Свою роль, само собой, сыграло то, что в силу прогрессирующей близорукости я не видел всего, что учительница писала на доске, объясняя новый материал, хотя и сидел на первой парте. Поэтому, не понимал в полном объёме, о чём шла речь. Даже задания контрольных работ, и те мне приходилось шёпотом выпытывать у соседа сбоку или сзади, на что уходили драгоценные минуты. Оставалось часто списывать у Панчо, а это, было, ох, как не просто. Благо, он сидел за партой позади меня, а иногда даже рядом, и разбирался, дай Бог каждому, во всех подобных вычислениях, молях, тангенсах, котангенсах и прочем тёмном для меня лесе. Зрение у Панчо не настолько сильно испортилось от беспрерывного чтения книг, как у меня, однако ему тоже были выписаны очки, носимые им дома.

Пару лет спустя после окончания школы мне попалось в руки пособие для поступающих в вузы, «Алгебра и начала анализа», семидесятых годов выпуска, уже с пожелтелыми страницами и потрёпанной обложкой, и тут я решил, от нечего делать, позаниматься по нему самостоятельно. Каково же было моё удивление, когда я обнаружил, что не только понимаю материал, излагаемый в книге, но и могу решать те задачи, что контролировали усвоение формул.

Очки мне выписали ещё в начальной школе. Несколько раз мы с мамой ездили по направлению от нашего деревенского врача в город, в детскую клинику, на приём к офтальмологу. Деревенский доктор не знала толком, что со мною делать дальше, сомневалась, почему-то, в своём диагнозе и хотела его подтверждения. В результате одной январской поездки, меня поставили на учёт и стали даже поговаривать о необходимости операции. И, само собой, выдали рецепт на очки, сразу же нами и заказанные. Ясно помню, как руководитель нашего 3-го класса, первая учительница, Наина Феоктистовна, отправляла меня с урока домой, за футляром с очками, если я их забывал или не брал с собою вполне осознанно, и мне под её нажимом приходилось использовать их на уроках. Упрямился я этому изо всех сил, как только мог, и там, где было возможно, старался обойтись без очков. Для подобного моего поведения имелось несколько причин, самые очевидные-застенчивость, робость, нежелание выделяться и казаться ущербным.