Вечером нам предложили прислать перевод по Вестерну, но всё, что мы уже могли, то только зачислить его на гривневую карточку. Наличку взять было негде, поэтому попросили прислать совсем немного, возможно их теперь и потратить будет сложно, то есть деньги просто зависнут. Зачем? Сейчас – только наличка.

Новое лицо жизни… Как это будет? Не известно. На сколько? Не известно. Что я могу сделать? Двигать мебель, закрывать окна, оборудовать из холла спальню, запасать воду, убирать стеклянное… Уходить "на матрасы"… Прерванный восемь лет назад дурной сон возвращался. Если сознание первично и мир существует только в воображении, то что ж оно такое стрёмное....

На третий день вечером надела наушники и смотрела сериал "Инсомния" про больного психотерапевта, три серии подряд. Специально выбрала фильм побредовей, чтоб далеко не уходить от окружающего мира. Потом выбралась в реальность и как попала в дикий кошмарный сон. Сознание не принимало существующую действительность. Похоже на ощущение как вспомнишь кого-то, а потом – что ему уже не позвонить, его уже просто нет.

Или вот ещё наподобие, но с точностью до наоборот: смотришь супербоевик, сеанс окончен и ты выходишь из кинотеатра на будничную улицу. А тут из сериала выходишь и попадаешь в ирреальный супербоевик.

И я всё время думала: "Мама, слава Богу, что ты хоть до этого не дожила, ты ничего хорошего со дня своей кончины первого сентября 2020 не пропустила".

Короче, оборудовав из коридора под его несущими стенами спальню на две персоны мы поставили в середину журнальный столик и стали тихо ждать когда этот ад закончится. Но саунд был не утешительный, звуки только дополнялись, включались всё новые спецэффекты, уже и самолёты, и бомбы, и канонада, и градовый огнемёт. Было страшно, очень. Но интернет, электричество, тепло, вода – всё работало, и это как-то успокаивало. Мой ребёнок читал новости, переписывался, смеялся, улыбался и время короталось от канонады к канонаде достаточно спокойно.

Периодически при тревоге я спрашивала: "Может пойдёшь в метро?" Но внук категорически отказывался. Отвечал, что почти все его друзья сидят по домам, а у нас значительно более качественное укрытие, чем у других. Почему он решил, что у нас более качественное – я не знаю. В какой-то момент он робко спросил: "А что такое несущие стены?" Я объяснила. Было смешно, что я ему сто раз сказала про них, но он даже не знал, что это такое.

В конце третьего дня войны я поняла: "Они не войдут в Харьков. Тут всё просто: в Луганск вошли потому что этому не препятствовали. А в Харьков раз не захотели пускать, то уже всё – точно не пустят. А силой эту громадину не взять. Можно только ракетами разрушить, но чтоб по улицам им пойти – такого точно не будет ни-ког-да". Я сама дошла до этой мысли, она меня пронзила как великое откровение, и именно на третий день войны.

К своему удивлению я потом много раз убедилась, что не только я, а в принципе и весь мир, включая американского Президента, именно на третий день войны тоже понял: "Они не пройдут". И весь мир удивился этому не меньше меня. Именно тогда у меня возникла гордость за свою Армию. Хоть если бы пропустили, то и обстрелов с разрушениями бы не было, но стало бы бесконечно выморочно тихо, как в Луганске. И есть в этой тишине такое глобальное унижение, что нет в душе к тому согласия. Хоть подумаешь о погибших и … Где грань между допустимостями? Чья совесть выдержит сделать этот выбор? Как бы я выбрала, если бы ответственность лежала на мне? Пропустить их или гибнуть, но воевать?