Пока я переодевался в сухую одежду, Элиас сбегал в деревню и разбудил Плотника. Мы приступили к сооружению специальной клетки для драгоценного зверька. Бледно-зеленое небо уже начало окрашиваться предрассветным румянцем, когда мы заколотили последний гвоздь; я бережно раскрыл мешок и осторожно вытряхнул землеройку в ее новое жилище. С минуту она сидела неподвижно, медленно поводя пышными усами, затем быстро скользнула в темную спальню. Внутри послышался шорох расстеленных сухих банановых листьев, раздался глубокий вздох, после чего все умолкло. Водяная землеройка переносила заточение очень спокойно. Весь персонал лагеря был мобилизован на обслуживание пленника. Я направил слуг к ближайшей речке за рыбой, лягушками, ужами и крабами. Двух носильщиков я срочно откомандировал в Мамфе, поручив им достать пустую бочку, которую можно было бы переоборудовать в ванну для землеройки. Каждые пять минут я подходил к клетке, чтобы убедиться, что землеройка еще жива. Вскоре мне принесли полную корзину крабов, шесть лягушек, десять рыб и неподвижного ужа. Придвинув все это ближе к клетке, я начал кормить зверька.

Когда я постучал в дверцу спальни, землеройка выскочила в открытую часть клетки; впервые я получил возможность рассмотреть ее при солнечном свете. В длину она имела около двух футов, из которых больше половины приходилось на хвост. Эта сильная мускулистая часть тела зверька была приплюснута не сверху, как, например, у выдры, а с боков, как у головастика. Хвост был покрыт короткими лоснящимися волосами, и казалось, что он обтянут темной полированной кожей. Вся верхняя часть туловища была черной, лапы, живот, горло и грудь – белыми. У землеройки было маленькое коренастое тело и странно приплюснутая голова. Часть морды около носа казалась распухшей и увеличенной, на ней густо рос пучок жестких белых усов. Сверху голова зверька удивительно напоминала головку молотка. У землеройки были маленькие изящные лапки из густого меха, на верхней части морды блестели крошечные бисеринки глаз.

Приоткрыв немного дверцу клетки, я бросил туда змею. Землеройка, приблизившись к ужу, настороженно ощетинила усы. Уж сделал слабое движение, землеройка фыркнула, быстро отскочила назад и издала резкий свист, который я уже слышал ночью. Убрав ужа, я бросил в клетку лягушку, результат получился такой же. Тогда я бросил в клетку рыбу, служившую, по прежним описаниям, единственной пищей для водяной землеройки, и снова зверек отказался от еды. Землеройка уже начинала уставать от такой игры и поглядывала в сторону спальни, когда я бросил внутрь большого краба. Зверек приблизился к крабу, обнюхал его и, прежде чем краб успел приготовить к обороне свои клешни, перевернул его на спину и почти разорвал пополам одним укусом в живот. Выполнив это, землеройка приступила к трапезе, громко хрустя зубами и шевеля усами. В течение получаса она уничтожила четырех крабов. Таким образом, проблема питания на некоторое время была благополучно решена.

На следующий день, спотыкаясь под тяжестью огромной бочки из-под керосина, из Мамфе вернулись посланные туда носильщики. Бочку разрезали по высоте надвое, очистили ее от ржавчины и кипятили в ней в течение двадцати четырех часов воду, чтобы совершенно отбить запах керосина. Убрав на время из клетки землеройку, мы пристроили ко дну клетки выдвижную дверцу. После этого клетка была установлена на очищенной половине бочки. Выдвигая и задвигая дверцу, я имел возможность выпускать землеройку из клетки в бассейн и впускать обратно. Зверьку это пришлось по вкусу, каждую ночь он громко свистел и урчал в бассейне, преследуя очередного краба. Я обратил внимание на то, что вода в бассейне очень быстро портится. Приходилось менять ее по три раза в день, к большому неудовольствию мальчика-водоноса.