– Это ты что делаешь? Если этот уродец сейчас же не заткнется, то через десять минут здесь будет весь Мертвый стан.

Ус нахмурился. Я был прав, но он никак не хотел соглашаться с необходимостью убивать мальчишку. А тот продолжал заливаться соловьем. То завывая, то переходя на свист, он словно напрашивался на пулю.

– Ладно, уходим, – кивнул я нехотя.

Довольный Ус хлопнул глазами, одобрительно качнул головой и рванул вперед, торопясь увести меня подальше от визгливого сопляка.

Черт, нельзя же так! Ведь скоро совсем хребет потеряю. И что тогда? В рядовые? Майор наш не потерпит соплей и сантиментов – сразу разжалует, не посмотрит на наши с ним дружеские отношения. И будет прав. Прощай тогда мечта о квартире со всеми удобствами, с бойцами возле подъезда и высокой изгородью перед домом, через которую ни одна тварь при всем своем желании не перелезет. Прощай спокойная жизнь, прощай долгожданный ребенок. Не в казарме же его рожать. Хотя, Марта и к этому готова…

Ну уж нет! Больше не позволю Усу помыкать собой, даже если передо мной будет его мать, без колебания выстрелю. И пусть идет он со своей совестью куда подальше. Сердце, видишь ли, у меня есть. Сердце в наше время – орган бесполезный, если к нему прислушиваться, жить невозможно будет.

– Правильное решение, лейтенант, – оборачиваясь на ходу, Ус взмахнул громадным тесаком.

– Иди, давай, умник!

Я злился и не мог понять причин своего раздражения. Может, виноваты ошибки, следовавшие одна за другой и превратившие наш поход в сплошную череду бестолковых решений, а может, крамольные мысли – лезут в голову, хоть башкой в березу с разгона. Не привык я столько думать, а здесь, как заведенный: одна мысль сменяет другую.

Соберись, а то затянувшийся поход окончится скорыми похоронами, и будет лежать твое тело в какой-нибудь трубе, как и тело Барсука. Одергивая себя, я поторопил товарищей – крикливый пацан все же замолчал. Дождался гаденыш своих, а может, устал орать. Это мы узнаем в самое ближайшее время. Хотя, лучше бы не знать вовсе. Одно хорошо, патрон сэкономил.

Как назло, разболелась нога. Заныла. Тяжко так. Потом задергала, боль, как зубная, только по всей икре, от пятки до колена. С каждым шагом – все сильнее, пока – через полкилометра – не превратилась в нескончаемый поток невыносимых пульсаций, раскаленным гвоздем пронзающих конечность от кончиков пальцев до ляжки.

Черт! Как же больно! Нужно осмотреть рану, обработать, если… Но где взять для этого время – тепловики уже знают о нашем появлении. Даже не глядя, я знал, что без перевязки не обойтись, ощущал, что пальцы на ногах распухли так, что с трудом помещаются в свободные армейские ботинки.

Дело дрянь! Через полкилометра на смену обжигающей боли пришел леденящий мандраж. Очевидно, случилось худшее, и в рану попала инфекция. Липкий холодный пот крупными жирными каплями полз по спине, озноб накатывал волнами, всякий раз превращая тело в подобие живого трясущегося студня – волна за волной. Но я все еще пытался бежать, хромая и постанывая, с трудом, но терпел.

– Лейтенант, с вами все в порядке? – робко поинтересовался Щекан, когда я в очередной раз остановился, чтобы отдышаться.

Ус впереди резко тоже встал, поворачиваясь, вперил испуганные глаза в мое лицо. Знал бы кто, как не понравился мне его взгляд. Хотя, могу предположить, что так же, как ему не понравилась моя перекошенная болью физиономия.

Приближаясь вплотную, Ус приложил руку к моему лбу, нахмурился и недовольно покачал головой.

– Нужно было сразу обработать рану!

– Это я и без тебя знаю, – огрызнулся я. – Лучше скажи, в твоем мешке есть аптечка?