как принцип ценностной координации массовой культуры приводит к унификации социальных, экономических, межличностных отношений на основе рыночного спроса и рыночной цены, ибо все, что возникает, опредмечивается в массовом обществе, должно пользоваться спросом на рынке. Земная массовая культура лишена трансцендентного (нематериального – потустороннего) измерения. Она конкретна, подчинена реальным целям, потребностям и ценностям комфортной, удобной, обустроенной жизни и жизненного успеха, социального признания личного и семейного счастья. Сама по себе массовая культура ни плоха, ни хороша – она является порождением индустриального общества и урбанистического образа жизни, выполняя при этом разнообразные функции по социализации личности в условиях постиндустриальной цивилизации, стандартизации интересов, потребностей, ценностно-смыслового восприятия реальности, регуляции психического и нравственного сознания. Массовая культура в силу выполняемых ею функций приводит к ценностному релятивизму, нивелированию, маркетизации, прагматизации системы ценностей, экспансии потребительских установок в различных областях, в том числе и в переговорном процессе.

Благодаря массовой культуре (в силу более раннего ее зарождения) и вступления в нее американского общества с его чистой моделью капиталистической экономики и демократии, а также привлекательности продуктов массовой культуры, наступил довольно значительный период трансляции «американизма», пресловутого американского образа жизни, хотя и в самой Америке наблюдается противостояние ценностей традиционной американской культуры («одноэтажная Америка») и массового общества (с символом «калифорнизации»)[6]. Завышенное материальное потребление, не обусловленное необходимым производством, широко пропагандируемый образ жизни в кредит, не могли не привести к снижению уровня устойчивости американской экономики, снижению доли сбережений населения (в 1998 г. эта доля достигла отрицательного значения)[7] к растущей задолженности и неплатежеспособности населения перед финансовыми институтами.

Вместе с тем сегодня проблема заключается не столько в ликвидности и кризисе долгов, сколько в отсутствии источника экономического роста США, а с ними и всей мировой экономики, так как зависимость, например, Китая от экспорта в Соединенные Штаты остается критической, несмотря на все усилия по развитию внутреннего рынка. В 2001 г. США смогли вывести свою экономику из кризиса за счет использования, во-первых, стратегии экспорта нестабильности, роста военных расходов в самих Штатах и притока капиталов и интеллекта в свою страну, а во-вторых, за счет использования стратегии «накачки» рынка безвозвратными ипотечными кредитами, которая выступала и формой социальной помощи. И первая стратегия, реализовавшая себя сначала в Югославии, затем в Ираке и Пакистане, и вторая стратегия с созданным ею финансовым пузырем и последующей агонией оказались контрпродуктивными для экономического развития США и стали катализатором глобального кризиса и «экспорта хаоса»[8]. Эти тенденции несомненно явились следствием силовой модели переговорного процесса в международных и бизнес-отношениях, которая набирала силу в эпоху техники.

Эпоха техники, проявившись в XVII в., которая приобрела всеохватывающий характер в XVIII в. и получила чрезмерно быструю динамику в ХХ в., в XXI в. демонстрирует переход к единой мировой истории. Только на определенном этапе развития и взаимодействия локальных цивилизаций возникает феномен всемирной истории и только при осознании вызовов истории начинается весьма сложный и противоречивый процесс становления единой глобальной цивилизации, который во многом задается стратегией переговоров.