– Если ты рассчитывала от меня избавиться, могу тебе сразу сказать, что не дождетесь, – он рассмеялся, тихо, скрипуче. – Да, это я, только не сломай ветку! А то я не знаю: смогу ли еще раз прорости. Муторное это, конечно, занятие.

– А-а-а-а, – я села на задницу и заревела, как обычная базарная баба, у которой украли кошелек. – Ты… А я… А ты…

Я икала и размазывала грязными руками по щекам горячие слезы. Все смешалось: и злость на утренних гостей, и радость от того, что мой самый близкий не исчез, и непонимание, как все это произошло.

– Я думала: они тебя совсем уничтожили. Я звала тебя несколько раз, но ты не откликался, – я не могла перестать лить слезы и хлюпать носом. – А ты жив.

Через полчаса, успокоившись и взяв себя в руки, я рассказала последние новости.

– Думаю, что тебе нужно ехать, – вздохнула веточка. – Во-первых, тут небезопасно, а во-вторых, если ты переродишься, то будет очень обидно. Ты одна из лучших моих учениц. Тем более от реки осталось только одно название.

Я почувствовала, как щеки заливает румянец. Приятно, когда тебя хвалят, особенно – вредный дух, от которого не один раз получала корнем подзатыльники. И одновременно с этим поднималось возмущение.

– Но как я могу тебя бросить? – с вызовом спросила я. – Как я могу тебя оставить, тем более в таком состоянии? Если я уеду и не помогу тебе, то сойду с ума от беспокойства. Кто тебя защитит от мороза? А от ветра?

– На все воля леса, – произнес он свою любимую фразу. – Ты же понимаешь, что теперь я просто должен жить. И если я нужен, значит, буду расти, развиваться и стану новым деревом. Если же лесу угодно, то я уйду в лучшие, спящие миры, навсегда укрывшись белым одеялом тлена и покоя.

– А я так не хочу, – я сложила руки на груди, мне не нравился драматизм в его голосе, и для верности я хлюпнула носом. – Я хочу, чтобы мы с тобой решили: жить тебе или нет.

– Мари, – обреченный вздох, – я не хотел тебя пугать или нагнетать обстановку, но в лесу становится странно. Висит что-то, какое-то напряжение. И если ты будешь далеко отсюда, мне будет спокойнее.

– Что значит странно? – я почесала голову. – Я ничего постороннего не чувствую. Все как обычно: лес готовится к осенним дождям, увяданию и сну.

– С одной стороны, это так, но с другой стороны, – он помолчал, подбирая слова, – я слишком долго живу на земле, чтобы не различить этот необычный шепот.

Я сидела тихо, как мышка за веником, но ничего кроме шороха листьев не услышала.

– А могло это тебе показаться? – спросила я, пожимая плечами.

– Вряд ли, – он вздохнул – долго и как-то обреченно. – Я хорошо помню, когда еще и леса не было, не было и людей в наших краях. Мне не показалось.

Мы немного помолчали. Я обняла пень, стараясь не надломить единственную веточку, соединяющую Тятю с этим миром, и, попрощавшись, ушла.

Я брела по лесу и прислушивалась к окружающей действительности. Пробежала белка, делающая очередные запасы на зиму. Она благополучно о них забудет, и на этом месте вырастет новое дерево. В траве шуршал маленький уж, он еще ни разу не скидывал свою кожу. Шелестели листья и старались удержаться на ветках. Ничего странного или беспокоящего.

Я вышла на полянку рядом с болотом. И увидела действительно удивительное зрелище: сидит на камешке главный гад и, как Аленушка, смотрит в воду, вздыхает. «Интересно, он снова пришел окучивать меня насчет переезда?» – со злостью подумала я. Я не хотела продолжать разговор об этом. Непонятно, чего он прицепился. Я осмотрелась в поисках женщин, с которыми он приезжал. Но никого не наблюдалось. Точно в суд побежали, а этот решил время не терять.