Ответы на эти вопросы едва ли можно найти, продолжая старый ожесточенный спор, на чьей бы стороне мы ни выступали. Плодотворнее будет признать, что две силы сосуществуют друг с другом, как соседствующие монархи, у каждого из которых свой стиль правления, свои институты, свои законы. Ведь может же «Рассуждение о методе» Декарта стоять на полке рядом с «Книгой тысячи и одной ночи», и при этом мы не боимся, что чей-либо авторитет пострадает. Открывая эти тома, мы попадаем в разные миры. Многие из нас даже испытывают потребность в том, чтобы совмещать или чередовать одно чтение с другим. В любом огороде кроме полезных овощей растут и цветы, а труд невозможен без отдыха, наполненного эстетическими впечатлениями. Библиотека или дом, где хранятся и трактат Декарта, и сборник восточных сказок, выступает по отношению к ним обоим как нечто третье, большее. Это остается неизменным и в те времена, когда по большинству людей видно, что они прочитали только одну из двух книг.

Тенденция все планировать должна, вероятно, иметь определенные ограничения. План воспринимается нами как вполне надежный только в том случае, если он согласуется с судьбинными установлениями. Именно поэтому человечество не может отказаться от проведения всевозможных церемоний. Такова одна из наших потребностей. Даже римляне (народ, достигший высочайшего развития) вплоть до распада своей империи придавали большое значение оракулам и определению благоприятных и неблагоприятных дней. Перед началом важного дела или в ожидании события, воспринимаемого как судьбоносное, римлянин непременно обращался к гаданию по поведению или внутренностям животных, что кажется странным, когда изучаешь фриз колонны Траяна[16] и видишь такие осмысленные лица. Однако справедливее было бы рассматривать это явление не как формальность, не как архаический обычай, превратившийся в суеверие, а как попытку округления и, может быть, уплотнения жизни с ее судьбиной стороны. Указанная тенденция имела очевидные проявления: обосновывая свои решения, римские власти ссылались не только на рациональные соображения, но и на предсказания жрецов. В военном лагере справа от палатки полководца располагался авгурский шатер – место проведения ауспиций.

Из общечеловеческого опыта нам известно, что планы иногда рушатся. В зависимости от их масштаба это или несчастный случай, или катастрофа. Процесс может достигнуть такой точки, в которой дальнейшая подача энергии приводит лишь к умножению бед, следовательно, бездействие оказывается лучше действия. Вот простейшие бытовые примеры: человек встал «не с той ноги» и в конце неудачно сложившегося дня признает, что поездку следовало отложить, хоть дело и было срочным. Если же вы заболели, то важно не пропустить момент и вовремя лечь в постель – в вашей ситуации это самое главное. На войне тоже случается так, что усилия лишь усугубляют и без того неблагоприятное положение. Клаузевиц[17], трезвый и проницательный судья в вопросах соотношения сил, категорически не рекомендует проходить через эти опасные точки.

При накоплении неудачного опыта люди начинают сомневаться в непогрешимости плана. Приходится признать, что он не способен заполнить рамки будущего без пробелов, что всегда будут оставаться какие-то непредвиденные элементы, иными словами, что «предполагать» – это одно, а «располагать» – другое. Нередко план приводит к полной противоположности задуманному. История знает много Вавилонских башен.

Образцовый случай крушения человеческого замысла – гибель «Титаника», явившаяся переломным моментом в истории прогресса. Корабль всегда воспринимался как предмет, имеющий большое символическое значение. Участь гигантского лайнера продемонстрировала, кроме прочего, опасность погони за рекордами. Это спортивное слово происходит от английского