И направили меня в войска связи ВМФ.

А я и вправду косить особо не хотел.

Да если бы и захотел, взятка за стопроцентную гарантию «белого билета» была неподъёмной, учитывая низкие доходы семьи.

Да и зачем?

Шёл 2003 год. До гражданской войны было, как до Китая пешком. Всё тихо и спокойно. Кучма продолжал по-тихому разворовывать всё, что не успел разворовать Кравчук, и ни с кем не собирался воевать. Так что, я подумал, что лучше прожить один год в казарме, чем пять лет в бегах, и безропотно пошёл топтать плац сапогами. Точнее, флотскими ботинками.

После КМБ в Инкермане я был направлен на захолустную точку в Крымских горах, где процветало ещё большее разгильдяйство, чем в остальной армии самостийной, так что там я почти забыл, как ходить строем.

Мне даже не пришлось особо менять род занятий. И на заводе тянул электрический кабель, и в армии то же самое.

Есть такой армейский стишок про меня: «Мы славные связисты, мы тянем кабеля – работаем мы много, а толку ни фига». А ещё тюремный стишок: «Я от Родины приму: ссылку, каторгу, тюрьму. Но желательно в июле, и желательно в Крыму».

Да уж. В гробу я видал такое удовольствие, в белых тапочках – заниматься физическим трудом, когда 35 градусов в тени при почти стопроцентной влажности из-за моря.

Зато, забравшись на один из высоких горных уступов, можно было разглядеть в любезно одолженный офицерами бинокль, как резвятся на пляже дамочки в купальниках. Вечно полупьяный капитан третьего ранга снисходительно ухмылялся, протягивая нам оптический прибор:

– Что, опять на сиськи пялиться?

А я не решался ответить то, что думаю:

– А что делать, когда тебе чуть за 20 и западаешь на всё, что шевелится?

Впрочем, от попыток закадрить местных жительниц уберёг Господь.

Один сослуживец не удержался – потом лечил в госпитале триппер.

Это я написал не для того, чтобы шокировать благовоспитанных читательниц, а для того, чтобы показать, что украинская армия уже тогда перестала быть армией.

Тогда военные будни казались мне бесконечными. Особенно, в последние дни перед дембелем. А сейчас я понимаю, что они пролетели, как один день. И тот самый дембель таки наступил.

Я не заморачивался с парадной формой, в отличие от некоторых – кончилась служба, ну и славно. Спихнул эту нудную обязанность и забыл. Разве только, выпивая с коллегами, иногда травил армейские байки.

С коллегами всё по тому же заводу. Будальянц сдержал обещание устроить меня в отдел информационных технологий, и почти сразу в моей трудовой книжке появилась гордая запись «Инженер-программист».

Сами мы программы не писали, занимаясь фактически системным администрированием. Был начальник отдела, но его отличало от нас только побольше опыта и формальная материальная ответственность за так называемый «Склад инженерных работ» с материалами и оборудованием. А так, никакого снобизма – все работы трое членов IT-отдела выполняли на равных.

Зарплаты вполне хватало, чтобы не просить у родителей на собственное содержание, а по части жилья отдельная комната в одной квартире с родителями меня устраивала.

Пару-тройку раз я порывался увеличить количество жильцов нашей квартиры за счёт подруг, но ни с одной не срослось. Почему – неважно. Да я это уже почти и не вспоминаю. Дела давно минувших дней – всё бурьяном поросло.

Так могло бы продолжаться до самой войны.

Но в начале девятого года умер Будальянц.

Новое начальство начало править по-новому, в результате чего завод стремительно покатился в тартарары.

И что характерно, вину за это возложили на подчинённых, тут же начав массовое сокращение штата. В первую очередь репрессии, конечно, обрушились на любимчиков прежнего руководства.