Когда Волков начал говорить, Пейдж сразу понял, что зря он не пошел навстречу Волкову в августе. Волков с порога заявил, что он не вице-консул, а заместитель резидента советской разведки в Турции и что у него есть важная информация для Британии, при условии что британское правительство соответственно вознаградит его за труды.

Он с самого начала предложил имена 314 советских агентов в Турции и не менее 250 – в Великобритании (эти имена, сказал он, заперты в чемоданчике, который находится в пустой квартире в Москве, что, если это правда, доказывало, что он готовился к своему шагу задолго). Двое из агентов в Британии, утверждал он, работают в Министерстве иностранных дел, ещё семь в британской разведывательной системе, и один из них «выполняет обязанности главы отдела британской контрразведки в Лондоне» (двое в МИДе, как потом выяснилось, были Бёрджесс и Маклин, а сотрудником контрразведки – скорее всего Филби, хотя описание подходило и к Роджеру Холлису). В качестве дополнения Волков предложил рассказать подробно о московской штаб-квартире разведки и о нынешних операциях советской разведки на Ближнем Востоке и в Иране, а также предоставить образцы печатей, штампов и удостоверений личности.

Был ещё один сногсшибательный элемент в рассказе Волкова, и он сильно затруднял процесс заключения сделки. В последние два с половиной года, уверял Волков своих слушателей, русские читают все шифрограммы между британским посольством в Москве и Лондоном, как идущие по дипломатическим каналам, так и по линии спецслужб. (Эта информация не была впоследствии ни разу не подтверждена, но, учитывая службу Волкова в московском Центре, она была воспринята весьма серьезно. Это могло означать, например, что перед встречами в верхах в Тегеране, Ялте и Потсдаме Кремль мог заранее знать позицию Запада на переговорах.)

Возникшее затруднение состояло в том, что, зная об утечке шифра на линии Москва – Лондон, Волков опасался, что шифротелеграммы могут перехватываться и на линии между британским посольством в Стамбуле и Министерством иностранных дел в Лондоне. Поэтому он настаивал на том, чтобы его предложения были отправлены в Лондон медленным, но верным путем – диппочтой. Что же касается вознаграждения, то Волков требовал гарантию убежища в Великобритании и безопасности там. Он также требовал 50 тысяч фунтов стерлингов в качестве компенсации за потерянную работу (некоторые источники приводят совсем точную, но неправильную цифру в 27 500 фунтов). Хотя в нынешних ценах это составляло бы один миллион, товар стоил денег. Сделав свое предложение, которое он оставил письменно на русском языке, Волков весело удалился. Он сказал двум британцам, что придет через несколько дней. При этом он заверил их, что чувствует себя в полной безопасности, потому что только жена знает о его деле. В конечном итоге это оказалось катастрофической ошибкой, но в то время Волкова винить в этой ошибке было нельзя.

Совершенно очевидно, что в руках британского генконсульства оказалось нечто экстраординарное, и так же очевидно было, что следовало поторапливаться. Тогдашний посол в Турции сэр Морис Питерсон на тот момент был в отъезде, и консульские работники известили о случае советника и временного поверенного Александера Нокс-Хелма. То, что он сделал, было равным образом экстраординарно. Хотя британские спецслужбы имели свою резидентуру в Стамбуле, которую возглавлял Сирил Макрей, в посольстве и не подумали сообщить ему или посоветоваться с ним о случае чисто разведывательного характера. Вместо этого предложение Волкова направилось медленным путем, диппочтой, с сопроводительным письмом от Нокс-Хелма на имя Уильяма Мелвилла Кодрингтона, исполнявшего обязанности вице-секретаря в МИДе Великобритании. Дорога заняла примерно две недели, затем письмо было передано обычными каналами канцелярии постоянного замминистра тогдашнему главе Ми6. Это состоялось не раньше 19 сентября (а не, как Филби утверждает, «августовским утром»). Сэр Стюарт Мензис вскрыл документ с предложением Волкова и немедленно послал за начальником русского отдела, чтобы проконсультироваться с ним.