Внука она обожала. Получив его, этот подарок непутевой дочери, рожденной ею в достаточно раннем возрасте, когда ей самой едва исполнилось тридцать лет, она привязалась к мальчику мгновенно, заботилась о нем так, как не каждая мать может заботиться о родном сыне. Она растила его после побега дочери, она его воспитывала, учила, помогала с уроками, она любила его безумно и сильно, гордясь им вопреки даже тому, кем он стал.

Шон платил ей тем же. Вновь вопреки мнению сплетников, обвинявших его едва ли не в убийстве бабушки, он обожал ее, за нее готов был любому перегрызть глотку, старался заботиться изо всех сил, обеспечивая ее быт и, хоть и жил постоянно на другой квартире, был довольно частым гостем в приобретенном им для нее домике.

И поэтому сейчас он говорил чистую правду – нигде, кроме как здесь, полноценно расслабиться он не мог. И поэтому бабушка, прекрасно понимая, что внук не обманывает ее (она знала, что ее он не обманывает никогда), тем не менее, волновалась, беспокоилась за него, опасаясь вероятных неприятностей.

Вода в ванной перестала шуметь. Молодой человек, небрежно вытерев руки висящим на крючке пушистым полотенцем, провел ладонью по волосам, вновь взъерошивая их и, уже покидая ванную комнату, оглянулся на себя в зеркало. На губах его возникла кривоватая улыбка, таящая в себе насмешку над, казалось, целым миром.

– Он жизнями людскими играет филигранно, даря благословение священным водам Ганга… – пробормотал он себе под нос и, едва не налетев на бабушку, широко улыбнулся ей, легко пожимая плечами и, словно давая объяснение собственным действиям, прибавил, – Благословенны воды Ганга.

– И снова у нас из крана течет священная индийская река, – женщина хмыкнула и, направляясь на кухню, предпочла сменить тему, – Тебе кто-то звонил?

– Да, Трес, – Шон, зайдя следом за ней, присел на уютный угловой диванчик, стоящий вдоль стены и огибающий собою стол и, облокотившись на последний, подпер щеку кулаком, – Темнит что-то опять. Пропадал где-то почти неделю, теперь объявился со словами о новой информации, рассказывать ее не пожелал, зато выразил претензию тем, что я не нашел столь необходимую ему личность.

– Что же это за личность? – его собеседница, наложив полную тарелку еды, поставила ее перед внуком, сама присаживаясь напротив, – И зачем она ему?

Парень, уже успевший благодарно кивнуть и начать есть, ухмыльнулся с набитым ртом.

– Это он, ба. Парень один, очень знающий, надо сказать, парень. Тут, в общем-то все просто: у него есть необходимая Тресу информация и он хочет получить ее, но для начала парня надо разыскать… – он сделал небольшую паузу и, проглотив кусочек мяса, прибавил, – А кроме прозвища о нем никто ничего не знает.

– Как и о самом Тресе, – заметила женщина и, налив в стакан воды из стоящего на столе кувшина, подвинула его к внуку. Ей, как никому, были известны его пристрастия и привычки, посему, не сомневаясь, что по прошествии нескольких секунд после начала ужина Шон захочет пить, она предпочла заблаговременно обеспечить его водой. Блондин снова благодарно кивнул.

– Спасибо. Про Треса да, я ему сказал тоже самое. Хотя вообще ну его сейчас, – он слегка поморщился, запивая ужин несколькими глотками воды, – Говорить о работе во время ужина – это уже попахивает чем-то неприличным. Лучше угадай, кого я не так давно встретил, – голубые глаза молодого человека чуть сузились, придавая его лицу откровенно хитрое выражение, и собеседница его, вопросительно приподняв брови, чуть повернула голову вбок, взирая на внука искоса.

– Кого же?

– Гилберта, – парень хмыкнул и, отправив в рот еще один кусок мяса, откинулся на спинку дивана, скрещивая руки на груди, – Правда, меня он не узнал.