Сейчас мы снова были в моей комнате, лежали в обнимку, но на этот раз разговаривали больше обычного.

– Кто они такие, Артур? – тихим и слегка обеспокоенным голосом спрашивала Марина.

– Никто, – говорю.

– И это все, что ты мне скажешь? Хотелось бы узнать больше, – в ее словах не было настойчивости. Скорее, это был страх за меня.

– Тебе это не нужно.

– Я волнуюсь за тебя.

– Знаю, но тебе надо просто довериться мне. Если бы все было плохо…

– Так значит, что это непростые ребята со двора?

– Марин, ты все слишком близко принимаешь к сердцу. Это по работе.

Она убрала мою руку из-под своей головы, поднялась с кровати и подошла к окну, обхватив руками свои тоненькие плечи.

– Извини. Мне вообще не стоило вскрывать конверт. Он ведь твой и предназначался только тебе, а я так настойчиво лезу в твои дела.

– Все в порядке. Было, конечно, неожиданно, но мы просто об этом забудем, ладно?

Теперь с кровати поднялся я, подошел к ней, вплотную прижавшись к этой необычайной нежности и красоте. Я вдыхал аромат ее волос, прикасался к ее ладоням, целовал ее шею.

– Ладно, Артур. Больше не буду совать нос не в свои дела, – она повернулась ко мне, улыбнулась и подарила мне свой поцелуй.

– Вот и славно, – я прижался к ней сильнее, и все снова было хорошо.

Этой ночью мой ангел остался со мной. Вот только в чем заключалась ее маленькая девичья хитрость? Я не настолько глуп, чтобы просто не заметить ее маленькой лжи к непричастности к моим делам.

***

Адрес в письме гласил явиться утром. Это уже обнадеживало. Если бы мне написали явиться в полночь, то вопросов стало бы больше. Марина крепко спала на моей старой скрипучей перине. Одеяло спадало на ее поясницу, оголяя худенькую спину. Выглядела она беззащитно и совершенно. Оставлять ее одну не хотелось, но мне надо было идти. Я укрыл ее одеялом. Тихими шагами добрался до шкафа, надел брюки, стаскавшиеся ботинки и сверху майку. Напоследок ухватил недавно купленную кожанку, восьмиклинку и пачку сигарет. Осторожно прикрыл дверь и направился в туалет. Закрыв крышку унитаза, поднялся на нее, снял решетку вентиляции, просунул руку. Забрал чугунный кастет, давным-давно найденный мной на пустыре. Хранить дома было небезопасно, а сделать заначку оказалось полезным. Разработка была кустарного производства, но при желании могла доставить немало проблем обидчику. Я не собирался пускать его в ход, но хотел, чтобы что-то придавало мне уверенности в сегодняшнем дне.

Выйдя на улицу, я ступил прямо в лужу. Выругался, отряхнул штанину и, аккуратно ступая по разбитому асфальту, вышел на дорогу. Рядом пронеслась машина, едва не забрызгав меня с ног до головы. Вышел на тротуар, сунул руки в карманы, и не спеша шел на встречу, хлюпая мокрым снегом под ногами.

Над городом висели черные полосы копоти и дыма, застилающие небо. И даже когда с черных небес посыпался снег, никакой детской радости я не испытал. Идя по серой брусчатке, озирался по сторонам, проверял не следят ли за мной. В последнее время стал очень подозрительным, и, думаю, вскоре это может превратиться в паранойю. Кроме серых бетонных коробок домов кругом ничего не было. Улицы, как и обычно, пустовали. В этом месте я почувствовал слишком тягучее и безрадостное одиночество. Шмыгнув носом, увеличил шаг и вскоре был у обозначенного места.

Над входной дверью было написано «Стопка». Простое, но такое говорящее название. Где ты обычно бываешь вечерами? В стопке. Что ты любишь больше всего на свете? Стопку. Как проходит твоя жизнь? На дне стопки.

Потянул дверь на себя. Со скрипом она отворилась. Внутри было тихо. Заняты были два столика возле стенки и один за барной стойкой. Стены в кабаке были серые, штукатурка обваливалась, а деревянный пол каждый раз издавал жалобный крик, когда ты ступал по нему.