Вздохнув, она посмотрела на часы и снова закрыла глаза. День был пустой. В два – консультация у врача, и все. Она принялась отсчитывать секунды, а пальцы все гладили кулон – красноватый бриллиант, ограненный звездочкой.

На первой странице «ВГ» помещалась статья о «краткой, но бурной истории» Камиллы Луен и одной знаменитости со студии норвежского государственного радиовещания – НРК, чье имя, впрочем, не раскрывалось. Газета раздобыла размытое курортное фото Камиллы в открытом купальнике. Очевидно, чтобы подчеркнуть намек статьи на основную составляющую истории.

«Дагбладет» в этот же день опубликовала интервью со старшей сестрой Лисбет Барли, Тойей Харанг. В статье, озаглавленной «Она всегда уходила», Тойя вспоминала привычки Лисбет и пыталась объяснить ее поведение: «Она ушла из „Спиннин Уил“, так почему бы и сейчас не уйти?»

На фотографии Тойя, улыбаясь, позировала в ковбойской шляпе. Харри подумал, что она вряд ли хотела, чтобы ее запечатлели с улыбкой до ушей, но фотографы не предупредили ее, когда начали снимать.

– Пива. – Он сел за барную стойку «Андеруотера» и принялся за «ВГ».

Писали, что все билеты на концерт Брюса Спрингстина на стадионе «Валле Ховин» проданы. Замечательно. С одной стороны, Харри терпеть не мог концерты на стадионах. А с другой – помнил, как лет в пятнадцать Эйстейн нарисовал фальшивые билеты на концерт Спрингстина и они вдвоем пробрались с ними в «Драмменсхаллен». И все были на высоте. И Спрингстин, и Эйстейн с Харри.

Отложив эту газету в сторону, он открыл «Дагбладет» на странице с портретом сестры Лисбет. Сходство было потрясающее. Харри звонил ей в Тронхейм, но ничего от нее не узнал. Вернее, ничего интересного. Не его вина, что разговор затянулся минут на двадцать. Она объяснила, что в ее имени ударение падает на «я» – Тойя́ – и назвали ее вовсе не в честь сестры Майкла Джексона, которую зовут Ла-То́йя с ударением на «о».

С исчезновения Лисбет прошло четыре дня, а дело, выражаясь без обиняков, не продвинулось ни на йоту.

То же касалось и убийства Камиллы Луен. Даже Беата загрустила. Все выходные проработала, помогая немногим оставшимся на лето следователям, – и ничего. Хорошая она девчонка, Беата. Жалко ее.

Так как Камилла была дамой светской, они попытались восстановить картину ее передвижений за неделю до убийства, но и это ни к чему не привело.

Харри собирался рассказать Беате, как Волер заходил в его кабинет и в более-менее открытой форме предложил продать ему душу. Но так и не рассказал. Беате и без того есть над чем голову поломать. Прийти с этим к Мёллеру – поднимется шум. Лучше уж просто обо всем забыть.

Харри уже допивал второй полулитровый бокал, когда увидел ее в полумраке, за одним из столиков у стены. Она с еле заметной улыбкой смотрела прямо на него. На столе перед нею стояло пиво, в пальцах была сигарета.

Харри взял свой бокал и направился к ней:

– Можно?

Вибекке Кнутсен кивнула на свободный стул:

– А здесь какими судьбами?

– Живу неподалеку, – объяснил Харри.

– Это я уже поняла, но раньше ты здесь не появлялся.

– У меня возникли разногласия в моем постоянном ресторане касательно происшествия, случившегося на прошлой неделе.

– Не пускают? – с хрипотцой рассмеялась она.

Харри этот смех понравился. И она сама – тоже. Возможно, из-за макияжа и полумрака. Ну и что? Ему понравились глаза – живые, игривые. Детские и умные. Совсем как у Ракели. Но на этом сходство заканчивалось. У Ракели были узкие, чувственные губы. А широкий рот Вибекке казался еще больше от ярко-красной помады. Ракель одевалась элегантно и неброско, а стройностью немногим уступала балерине – ни единой складочки жира. Вибекке сегодня была в тигровом топике, столь же кричащем, как и леопардовый. Ракель ассоциировалась у Харри с приглушенными тонами: темные глаза и волосы, загар. Вибекке выделялась в полумраке рыжими волосами и белой кожей. Особенно – кожей ног.