– Ната его повернуть утопнее,– посоветовал Лауцкис, очевидно, имеющий опыт борьбы с храпунами.– Или заткнуть рот чем нипуть,– выдал он еще один метод, менее щадящий самолюбие храпуна, но более действенный.
– Поверни,– выбрал Кранке первый способ и Лауцкис перекантовал Киттеля на бок, прижав его при этом лицом к стенке земляной так плотно, что, пожалуй, и второй метод применил тоже. Оба метода в совокупности сработали незамедлительно, храпеть летчик прекратил и, целую минуту в окопчике длилась блаженная тишина, наполненная стрекотом кузнечиков и пением жаворонка. А через минуту запас кислорода в легких Киттеля закончился и ему приснился ужасный сон. Снился обер-лейтенанту страшный капитан Скворцов, опять допрашивающий его и сующий в нос его же рыцарский крест.
– Почему он не есть ржавый?– спрашивал капитан.– Отвечай, мать твою?– капитан схватил обер-лейтенанта за горло и принялся душить.– Цу антвортен?– верещал он при этом с совершенно берлинским диалектом. Отто рванулся изо всех сил, выворачиваясь из его рук и заверещал еще громче:
– Нихт кеннт. Абфраген вай Круппа,– искренне полагая, что владелец концерна сталелитейного лучше всех в мире знает, почему железо, выпущенное там и применяемое для изготовления ордена, не подвержено коррозии. Отто так взвыл и так рванулся из лап экзекутора, что сам себя разбудил при этом и вытаращился на повисшего на нем Лауцкиса.
– Тихо, тихо, герр Киттель,– принялся тот уговаривать его, ласково шипя и норовя опять развернуть лицом к земляной стене.
– Вельх фурхтбарен Шлаф их заг,– поделился с ним своим горем Киттель и принялся рассказывать содержание сна. На это ушло всего минут десять и благодарные слушатели сопереживали ему так искренне, что еще минут двадцать Отто делился с ними своими переживаниями и впечатлениями, полученными в русском плену. Сумрак окопно-пещерный располагал к этому и Отто даже пару раз всхлипнул, вспоминая свои мучения в застенках СМЕРШ. Вспоминал и всхлипывал он в диапазоне шепота по просьбе фельдфебеля, сочувственно ему кивающего: – Я, я, я,– с периодичностью в одну минуту.
– Доннер Веттер,– выругался Отто и не услышав очередное "Я", замер, приоткрыв рот. Его спутники сопели в сонном ритме и он понял, что сумел усыпить их своей болтовней. Обижаться Киттель не стал, пристроился поудобнее и прежде чем уснуть, почему-то вспомнил палатку, в которой его содержали под арестом русские и матрас ватный, на деревянных нарах, с чистыми простынями. Свобода, в комфортности, Неволе пока проигрывала.
Глава 4
Проснулся обер-лейтенант, опять увидев кошмарный сон. Снилось бедолаге, что его ведут на расстрел. Капитан Скворцов во сне пинал его коленом под зад и бормотал прямо в ухо при этом:
– Не храпи мать тфою так.
– Я, я, яволь,– соглашался с ним Отто, но капитан не унимался и снова отвешивал пинок под зад коленом: – Мать тфою.
Отто рванулся изо всех сил и проснулся весь мокрый от пота. Русское Солнце, не обнаружив для своих лучей щелей, отомстило спрятавшимся немцам, нагрев через ткань воздух до температуры парилки в русской же бане. Все трое лежали на дне окопчика мокрые, как мыши
и дышать им было уже нечем. Кислород просачивался сквозь ткань медленнее, чем скапливался под ней углекислый газ.
– Душегупка,– дал определение их убежищу Лауцкис.
– Я-а-а,– согласился с ним обер-лейтенант, не поняв, что он сказал, но поняв, что ничего хорошего в виду не имел.
– Задохнемся, нужно проветрить окоп,– решился Кранке на демаскирующие действия.– Приподнимите угол, Лацкис.
– Есть,– обрадовался радист команде и с удовольствием выполнил бы ее, если бы ему не помешали. В следующее мгновение в уши диверсантов ворвался рев автомобильного двигателя, а на головы обрушилось переднее колесо. При этом оно буквально размазало успевшего приподняться радиста и вмяло его в стенку окопа, так что не то что храпеть, но и дышать он не мог. Колесо лишило его этой способности навсегда, вместе с жизнью вышибив из тела.