Поступки их были один непонятнее другого и объединялись, пожалуй, лишь общей какой-то странной логикой.
Вот и из детдома их прислали в колонию за целый ряд прегрешений. Например, украли со склада одиннадцать метров джинсовой ткани. А они говорят: мы и не украли вовсе, просто взяли и сшили себе и товарищам нормальные джинсы, уж, по крайней мере, покрасивее тех, что из того же метража делают швейники.
– В общем, этим братьям Плисецким и колонии мало, надо переводить их отсюда еще дальше, – говорили мне воспитатели.
И если, не вникая в ребячью логику, судить лишь о внешнем ее отражении, разделить этот справедливый гнев можно. Но… что-то привлекало меня в этих ребятах, и я попросил отдать Колю и Пашу мне, тем более что срок пребывания их в колонии заканчивался. Так они «перешли» в наше, 72-е строительное профтехучилище.
Как таких ребят понять? Сами они какие-то неподходящие, невоспитуемые? Или воспитывали их неподходяще? Чтобы попытаться ответить на вопрос, позволю себе сослаться на классику и взять в руки «Педагогическую поэму».
Семен Карабанов – помните? Он водил банду в шестьсот человек, и полагалось ему за все это не меньше расстрела. И ведь что интересно: была в его атаманстве определенно какая-то педагогическая жилка, умел, значит, организовать «коллектив». Вопрос – на что. Один из любимых учеников А. С. Макаренко, он сам стал потом педагогом. Помните, не вышло «из Карабанова агронома. Кончил он агрономический рабфак, но в институт не перешел, а сказал А. С. Макаренко решительно:
– Хай ему с тем хлеборобством! Не можу без пацанов буты. Сколько еще хороших хлопцев дурака валяет на свете, ого! Раз вы, Антон Семенович, в этом деле потрудились, так и мне можно.
И он трудился. 45 лет работал (да как красиво!) директором колоний и детдомов, меняя сложные коллективы на еще более сложные. И писал ему Антон Семенович: «Хочу приехать посмотреть на твоих ребят, как-никак внуки», и Семен Афанасьевич Калабалин любил и боготворил своего учителя всячески. И сына, который родился в год смерти Макаренко, назвал Антоном.
Что и говорить, повезло мне с отчеством. Моего сына зовут, кстати, тоже Семеном. Я назвал его в честь отца, опять-таки по его рекомендации. Для того чтобы когда-нибудь появился у него правнук Антон Семенович, а у меня внук Антон Семенович, и имя это передавалось бы из поколения в поколение. Не просто само по себе имя – дело Макаренко (вот мы, например, дети Калабалина, все трое – педагоги, я и обе мои сестры). А главное – принципы Макаренко. Они не только к педагогике имеют отношение. Это принципы нашего большого советского дома. Недавно, когда праздновалось 90-летие со дня рождения Макаренко, к нам в училище приехала группа его первых воспитанников. Более 50 моложавых, красивых людей появилось у нас. Тех, кому стать людьми помог Макаренко и гуманные его принципы, где главный – уважение к человеку, вера в него. Я позволю себе напомнить еще одну прекрасную страницу из «Педагогической поэмы»:
«Недели через две я позвал Семена и сказал просто:
– Вот доверенность. Получишь в финотделе пятьсот рублей.
Семен открыл рот и глаза, побледнел и посерел, неловко сказал:
– Пятьсот рублей? И что?
– И больше ничего, – ответил я, заглядывая в ящик стола, – привезешь их мне.
– Ехать верхом?
– Верхом, конечно. Вот револьвер, на всякий случай…
Привезя деньги, он пристал ко мне:
– Посчитайте…
– Отстань!
Он схватил себя за горло, как будто его что-то душило, потом рванул воротник и зашатался.
– Вы надо мной издеваетесь! Не может быть, чтобы вы мне так доверяли. Не может быть! Чуете?.. Вы нарочно рискуете, я знаю, нарочно…