Тяжёлая поклажа – не его личные вещи, казённые. Может, своего и не накопилось за длинные годы службы.

Но вот начинается первый разговор, и пожилой офицер слегка приоткрывается перед нами. Он дважды улыбается недоумению своего попутчика, заметившего, как легко тащат четыре быка тяжёлую тележку, тогда как пустую «шесть скотов едва подвигают с помощью этих осетин».

«…Ужасные бестии эти азиаты! Вы думаете, они помогают, что кричат?.. Ужасные плуты!.. Любят деньги драть с проезжающих… Избаловали мошенников!.. Уж я их знаю, меня не проведут».

Пушкин в «Путешествии в Арзрум» так описал трудный подъём тележки в гору: «…услышали мы шум и крики и увидели зрелище необыкновенное: 18 пар тощих, малорослых волов, понуждаемых толпою полунагих осетинцев, насилу тащили лёгкую венскую коляску приятеля моего О». Пушкин увидел тощих волов, полунагих осетинцев – не мошенничество, а бедственное положение народа.

Пожилой офицер, всю жизнь прослуживший на Кавказе, не доверяет людям, среди которых живёт. В понятие «азиаты» он включает несколько народов; все они, по мнению пожилого офицера, «мошенники», «плуты»…

А ведь вполне возможно, что осетины действительно плутовали: им нужны были деньги; русский офицер был недавним врагом; обмануть его они не считали за грех. Обе стороны по-своему правы, не доверяя друг другу, и обе стороны по-своему неправы, потому что не хотят друг друга понять. Так в одном коротком разговоре раскрывается обстановка, сложившаяся в то время на Кавказе.

Пожилой офицер немногословен. Коротко, почти вскользь, но приосанившись, сообщает он о главном, может быть, в своей жизни: «Да, я уж здесь служил при Алексее Петровиче… Когда он приехал на Линию, я был подпоручиком… и при нём получил два чина за дела против горцев».

Алексей Петрович – это генерал Ермолов, тот самый, который предупредил Грибоедова о возможном аресте по делу декабристов – и Грибоедов успел сжечь компрометирующие его бумаги. Тот самый Ермолов, который был отстранён от дел за близость к декабристам, которого в 1829 году посетил в Калуге Пушкин – и описал эту встречу в «Путешествии в Арзрум». Ермолов, воспетый Лермонтовым в «Споре»:

Ермолов был назначен главнокомандующим на Кавказ в 1815 году. Блестящий организатор, талантливый полководец, любимец молодёжи, он достиг многих успехов в своём деле, но после 1825 года говорить о нём стало небезопасно: Николай I знал, что Ермолов настроен оппозиционно, и не забыл этого. То, что Лермонтов упоминает опального Ермолова на первых же страницах своей книги, читатели-современники воспринимали как выпад против правительства. Да ещё устами бывалого офицера, не по фамилии, а по имени и отчеству, как называют только любимых начальников!

Для читателя-современника было важно и другое: человек, получивший два чина при Ермолове, – храбр. Ермолов не был скор на награды. Однако с тех пор пожилой офицер не продвинулся по службе, не получил награждений и чинов: он сухо отвечает на вопрос Автора: «А теперь вы?..» – «Теперь считаюсь в третьем линейном батальоне…» Автор понял, что это значит, и стал называть его штабс-капитаном: до Ермолова он был подпоручиком, следующие два чина: поручик и штабс-капитан. В этом чине он и остался.

Так, не зная ещё имени штабс-капитана, читатель уже знает, что чем-то он был неугоден начальству. Может быть, тем, что не умел выслуживаться?

Путешественники поднялись наконец на гору. «Солнце закатилось, и ночь последовала за днём без промежутка, как это обыкновенно бывает на юге…»