Оно б из паркета красиво торчало,

Зубами стучало и даже рычало!» —

Они говорили мне хмуро, пока

По залу ходили в конец и в начало,

Слегка поворачиваясь на каблуках…

А я им ответил: «Куплю лучше лески,

На гвоздь намотаю, на берег пойду —

И буду ловить я колбасны довески

В аквариумé али может в пруду!»

Они мне ответили: «Cам ты придурок!»

Я ж маски проверил им всем, а затем

Им в рот запихал сигаретный окурок

(С окурком расстаться легко было с тем!),

Потом я на почту пришел, помолился

На образ Мадонны на пыльной стене,

Заснул… Мне, конечно, комбайнер приснился,

Лениво паривший в седой вышине.

Руками своими он звёзды хватал и

Кидал их во бункер комбайна, крича:

«Отдайте, безумцы, скорее сандали —

Едва ли вы знали, ваш груз волоча,

Что значит оно!» – и на этом прервавшись,

Стал грустен комбайнер и даже суров,

Комбайн же его, почему-то порвавшись,

Был вовсе, мы прямо твердим, нездоров:

Он порван был вдоль, прямо до половины,

И в бункере звёзды стучали, журча…

Пошёл я в аптеку, купил санорина

И в бункер спустился, комбайн сей леча.

И – вылечив мигом его за минуту —

Я вывинтил свечи, колёса погнув…

Вот что-то в бумагу лежит завернуто —

Конечно, узнал я, её развернув,

Что было в бумаге в тот час полуночный

Завёрнуто слоя наверно во три…

То был крокодил весь зелёный! Нарочно

Его осмотрел я всего изнутри,

И вижу: бинокль! А может, монокль —

Не видно во тьме абсолютно вообще.

(Сейчас бы угнать Студебекер, Зилок иль

Колок иль гитарный, в борще иль во ще

Вощще… Это ясно мне с первого разу.

Хоть сумрачна ночь, и рассвет впереди,

О нет! Не спастись, не спастись от маразма

Он снова везде, от него не уйти…)

Уныло! Я вылез. Везде скрежетали.

Обвислые балки чернели уныло.

Они же в окрестности воздух глотали,

А также ссыпали цитрат аммонила

В глубокие ямы (которые, впрочем,

Ничуть не похожи на грязные ямы —

Хотя, если честно, то в общем-то очень,

Пожалуй, совсем даже, скажем вам прямо,

Весьма) … Да! Потом я залез в мусорпровод,

Помоями мигом меня завалило —

Для самоубийства прекраснейший повод —

И он на курок нажимает счастливо…

Наверх! Вне пространств вереницею строгой

Они проходили, обличья забыв,

Лишь разве ведущий наряжен был в тогу —

Он курит устало, блудлив и ретив…

Кругом разрастался мучительный грохот,

А я улетаю, забыв парашют

(Тут он произвёл омерзительный хохот —

Ему обязательно «вышку» пришьют)

«Откуда ты, мальчик?» – он спросит, усталый;

Тогда остается заносчиво лгать…

Ему постоянно мешали обвалы,

Он душу пытался от тела отъять

В том самый момент – и всё хуже я помню —

Запаянный, вкрапленный, воткнутый в мир

Я передвигался – как он, автономно…

В зените был славы, как честный вампир

(А запахом бойни он с детства отравлен)

Пропеллер кромсал озверевшую плоть;

Он быть наказанием нашим приставлен —

Господь Бог счастливо кусает ломоть.

Мы пену срезаем заржавленной бритвой,

А этот вот стол, расплескавшись молитвой,

Пронзает насквозь исполин монолитный,

И Иммануил, что звался Ипполитом,

Ушел… Только в нервах навязчивый дым

Взлетал непрерывно, как провод трамвайный —

Ты кончишь, и провод умрет молодым,

Случившись с горчицекосильным комбайном;

Ты станешь ослом, подавившись асфальтом,

Ты Господом станешь, чайку вскипятив —

И вот уже гнусно-надтреснутым альтом

Ты пьешь свой мотив, будто аперитив,

Который течет по сосудам упорно…

С утра в голове колоссальная муть!

Он долго купался в дощатой уборной —

Ну, что? … И не вымок он даже ничуть,

Он только шагал взад-вперед по фанерке

Печатая шаг, начинал променад.

Эффект был такой же, как при фейерверке —

И вот наконец я достал лимонад

Количеством два с половиной вагона.

Залог безопасный – вагоны страхуй!

Я джемом намазал поверхность перрона…