– О чем ты говоришь, Вищур! – глаза Колдаша сверкнули гневом. – Кто бросил мне вызов? Безродный бродяга? Я не знаю никакого Згура из Коростеня!
– Зато знаю я! – Вищур поправил пышные усы. – Тебе бросил вызов не бродяга, а сотник Кеева войска…
Зал вновь зашумел, а Згур почувствовал, как холодеют кончики пальцев. Узнали! Наверно, этот пышноусый тоже был в войске Велегоста!..
– Сотник? – теперь в голосе «газды» была растерянность. – Но он волотич! Разве там еще остались дедичи?
– Думаю, тот, кто носит Кееву Гривну, достаточно знатен, чтобы скрестить с тобой меч…
И вновь гудел зал, громко, не стесняясь, а Згур в который раз обругал себя за то, что не уехал еще утром. Он мельком взглянул на Уладу и уловил ее изумленный взгляд.
– Кеева Гривна?! – челюсть «газды» начала медленно отвисать. – У этого бро… У сотника Згура – Кеева Гривна?
Згур невольно усмехнулся. Тогда, на следующий день после страшной сечи, когда остатки сотни складывали погребальные костры, было не до почестей. Разве что запомнился меч – франкский меч, которым Кей Железное Сердце рубил тонкую золотую гривну. Она была одна, а награду требовалось поделить на пятерых. Ему досталась середина – с изображением распластавшего крылья орла…
– В том я даю свое слово! – Вищун поднял правую руку, и зал изумленно стих. О тех, кто носил Кееву Гривну, складывали песни, о них не забывали даже через века. Давно, очень давно Кей Кавад снял с шеи золотой обруч и вручил его Сполоту, пращуру тех, кто ныне живет в Савмате. Последний раз Гривну получил один из воевод Светлого Кея Мезанмира, не пустивший огров в столицу. В последний – перед страшной битвой на Четырех Полях.
– Надо ли говорить вам о том, что носящий Гривну имеет права потомственного дедича, может заседать в Совете Светлого, а его потомки…
– Не надо! – «газда» уже пришел в себя. – Твоего слова довольно! Згур сын Месника! Я принимаю твой вызов!
Этого Згур не ожидал. Да, Колдаш – не трус, хотя справиться с разжиревшим «бычарой» будет не так и трудно. Но ему вовсе не нужна эта смерть!
– Ты плохо слушал меня, Колдаш сын Дякуна! Ты примешь мой вызов, если не отпустишь девицу, которую задержал силой, и силой выдаешь за своего сына. А чтобы не было сомнений, пусть скажет она сама!
Легкий шум в зале. Улада медленно встала, гордо вздернула голову:
– Вы все знаете правду! Меня, дочь Великого Палатина, силой принуждают выйти замуж за этого…
Она брезгливо покосилась на Гриба-Поганку и усмехнулась:
– За этого… Который даже не мужчина! Лишь один решился заступиться за меня – и тот волотич! А вы, дедичи улебские! Вы, опозорившие себя…
Гости прятали глаза, «газда» сопел, не зная, что сказать, а Згур лихорадочно искал выход. Если он убьет Колдаша, хозяином Злочева станет Гриб-Поганка… Нет, не станет!
– Если ты не отпустишь всех нас и не вернешь наше добро, – Згур взглянул прямо в пылавшие ненавистью глаза Колдаша, – я убью тебя, а затем вызову на поединок твоего сына. Он виновен не меньше…
– А победителю достанется Злочев, – негромко добавил кто-то.
«Газда» долго молчал, затем бледное лицо начало краснеть:
– Не в наших обычаях принуждать девицу к замужеству! Пусть она уходит, коль не желает этой чести…
– А сын твой проводит нас, – тут же вставил Згур. – До первого ночлега!
В благородство «газды» не верилось, но за ночь можно уйти далеко…
– Я тоже провожу тебя – вместе с моими хлопцами. – Вищур поправил усы и усмехнувшись, подошел поближе. – Не помнишь меня, Згур? Я был в третьей валинской сотне, на левом фланге…
Утро застало их в глухой чащобе. Ехать дальше не было сил, и Згур скомандовал привал. Костер не разжигали, а лошадьми пришлось заниматься ему одному – Улада и Черемош, так и не успевший как следует прийти в себя, заснули мгновенно, укрывшись теплым покрывалом. Згуру не спалось. Он отвязал вьюки и принялся аккуратно складывать вещи, которые пришлось грузить второпях. Плащ, запасная рубаха, фляга… И тут лучи утреннего солнца упали на что-то маленькое, блеснувшее старым серебром. Згур наклонился – и все еще не веря своим глазам поднял то, что выпало на траву из складок рубахи. Браслет! Тот самый!