– Згур! Да вставай же!

– Зачем?

Чернявый застонал, и Згур невольно пожалел парня. Похоже, случилось то, чего он опасался. Точнее, не опасался – рассчитывал.

– Она… Ее… Меня…

Згур встал и долго умывался, затем вздохнул и опустился на ложе.

– Рассказывай!

– Еле тебя нашел! Тут такое… Мы… Пир был. Колдаш… Этот бычара поганый!..

Понимать непохмеленного Черемоша оказалось сложно. Впрочем, постепенно до Згура стало доходить. «Бычара» Колдаш встретил гостей любезно, даже сердечно, тут же кликнул челядь, дабы накрывала столы…

– Меня… Меня рядом с ней не посадили! Этот бычара… И его сынок… Ублюдки! Они думают, что они меня знатнее! Меня посадили сбоку…

Итак, войтова сына обидели. Но это было лишь начало. Рядом с Черемошем хозяин усадил огромного, толще его самого, детину. Толстяка, как выяснилось, звали Гурой, и он тут же принялся наливать гостю кубок за кубком. Старался и хозяин – здравицы провозглашались одна за другой – и за гостей, и за их удачное путешествие, и за сиятельного Ивора. Черемош старался пить поменьше, но Гура был неумолим, и вскоре перед глазами парня уже клубился туман. Сквозь туман он видел, как «бычара» что-то говорит Уладе, как Гриб-Поганка щерит редкие зубы и кладет девушке руку на плечо. Черемош попытался встать, возмутиться, но еще один кубок, влитый Гурой прямо ему в рот, заставил упасть на скамью лицом в камчатую скатерть. Упасть – чтобы проснуться на улице у крыльца. Дубовые двери Колдашева дома были прочно заперты, а от алеманского меча, висевшего на поясе, не осталось даже ножен. Очевидно, сторожевые холопы не забыли, как Черемош хватался за украшенную каменьями рукоять.

– Я… Я стучал, хотел войти!..

Чернявый безнадежно махнул рукой. Сонные холопы даже не соизволили объясниться.

– Зачем мы сюда поехали?! – Черемош всхлипнул и присел на ложе, рядом с приятелем. – Нельзя было сюда ехать!

Згур молчал, хотя сказать было что. В Злочев ехать было нельзя, как нельзя доверять судьбу – свою и любимой девушки – человеку, с которым знаком три дня. Жаль! Черемош – славный парень. И угораздило его влюбиться в широкоплечего кмета в юбке!

– Этот бычара… Колдаш… Он за нее выкуп потребует! У Ивора…

Згур вновь хотел промолчать, но не выдержал:

– Не думаю! Ивор пришлет сюда пару сотен стрелков с гочтаками. От Злочева останется лишь пепел.

– Тогда зачем?.. – Черемош не договорил и вновь махнул рукой. – Ты!.. Ты виноват! Ты не должен был позволять ей…

– Я?! – поразился Згур, – А я думал, уговаривать ее должен ты…

– Но ты же видел… – растерянно перебил чернявый.

– Видел! Будь у меня такая невеста…

– Ты ее совсем не знаешь! – заторопился Черемош. – Она хорошая! Добрая… Это она только при чужих… Я… Я люблю ее…

Спорить расхотелось. Горячий парень любит эту длинноносую перезрелую девицу. Любит – и ничего не поделаешь. Жаль…

– Кони где? – на всякий случай поинтересовался Згур, но ответа не дождался. Ясное дело, коней вместе с вещами «хозяин» тоже прибрал к рукам. Удивительно, что сам Черемош еще здесь, а не где-нибудь в подвале с колодкой на шее.

– Згур! Что нам делать?

Что делать ему, Згур, конечно, знал. А вот парню не позавидуешь. Не возвращаться же в Дубень, где его уже наверняка ждет Иворова стража! Конечно, можно было оставить все, как есть, и не его, Згура, дело, что случится дальше с наивным влюбленным. Что и говорить, жаль парня. Но и тех, кто остался в разгромленном таборе на грязном снегу – их тоже было жаль. Но им уже не помочь…

– Сиди здесь, – вздохнул он. – Пойду пройдусь. Послушаю…


Злочев был невелик, но торг здесь, естественно, имелся. Тоже небольшой, но людный. Згур без особого любопытства поглядел на цветные коврики и черные кувшины с врезным орнаментом, привезенные из окрестных селений, выпил кубок неплохого пива, пришедшегося после вчерашнего весьма кстати, и принялся, не торопясь, прислушиваться к разговорам. Болтали о всяком, но вскоре от худого, как жердь, селянина, торговавшего ранними яблоками, удалось услыхать то, что интересовало. Торговец был утром в палатах «газды», куда привез мешок яблок. Яблоки у него не купили, зато знакомый холоп поведал такое…