Вот и сегодня рано поутру, получив записку, Слава сразу же отправилась в избушку знахаря, чтобы исцелить одну сильно простывшую крестьянку, мать семерых детей, которая кашляла кровью и находилась почти при смерти. Видя, что легкие бабы наполовину черны, девушка осталась с больной наедине и велела ей закрыть глаза. Почти два часа Слава творила в своих тонких ладошках жизненную энергию и затем вливала ее в грудину крестьянки. К концу исцеления девушка отметила, что ей удалось восстановить легкие больной почти на четверть. Более лечить бабу было нельзя в тот день, так как от излишка энергии, полученной ее организмом, баба могла погибнуть. Девушка велела прийти крестьянке через неделю, чтобы она смогла до конца излечить ее.

Около полудня девушка вернулась в усадьбу. Она устала и собиралась часок вздремнуть перед обедом, ибо исцеления забирали часть ее энергии, правда очень небольшую. Благодаря амулету-кольцу матери и браслету, заказанному Славой уже здесь, в Петербурге, внутренняя целительная сила Славы увеличивалась во много раз, сберегая сущность девушки от энергетического истощения. Но все же девушке требовалось восстановление. Час или другой сна полностью наполняли ее существо энергией.

Поднявшись наверх по лестнице для слуг, Слава вошла в свою спальню и стянула с головы шляпку для верховой езды. Она устало плюхнулась в кресло и едва успела стянуть с ножек легкие кожаные сапожки, и надеть тряпичные туфельки, как из коридора послышались тяжелые быстрые шаги. Дверь широко распахнулась. Она невольно обернулась. Фон Ремберг, одетый в дорожный темный костюм, ботфорты, простой темный парик с косичкой и плетью в руке, стремительно вошел в ее спальню. Окинув жену быстрым взглядом, молодой человек отметил, что сегодня девушка была не в мужском, а в женском темно-синем платье для верховой езды, которое невероятно шло ей. Но это нисколько не утихомирило его клокочущего настроения.

– Вы пропустили завтрак, сударыня. И я хочу знать отчего? – вымолвил он без предисловий тоном инквизитора, останавливаясь напротив Славы, сидящей в кресле. Его жесткий взор горел яростным фиолетовым пламенем на его бледном красивом лице.

– Я каталась верхом и потеряла счет времени, – ответила она тихо, вставая.

– Вы катались одна?

– Да, – кивнула она.

– Вы лжете! – порывисто выпалил фон Ремберг и, сделав к девушке две шага, выставил впереди себя плеть. Он почти упер рукоять плетки в носик девушки, решив своим жестом запугать ее. – И лжете так нагло, что мне так и хочется все же пройтись плетью по вашей спине!

– Вы опять не в духе, сударь? Отчего вы так говорите? – спокойно вымолвила она.

Оценив ее выдержку, он невольно опустил плеть вниз, и начал нервно постукивать ею по своему бедру.

– Я спрошу еще раз. С кем вы встречались на прогулке?

– Да с чего вы решили, что я была не одна? – спросила, ничего не понимая, Слава.

– Оттого что я знаю это! – процедил он.

– Если вы все знаете, зачем вы спрашиваете меня? – спокойным голосом произнесла девушка и улыбнулась ему, пытаясь хоть немного смягчить его сердце.

Ее улыбка была воспринята Кристианом, как некая издевка над ним. Он распрямил плечи и его лицо пошло темными пятнами.

– Вы встречались с Артемьевым у старого дуба, в березовой роще, так?!

– Нет.

Они оба замолчали, словно дуэлянты, яростными взглядами испепеляя друг друга. Взор фон Ремберга был полон угрожающего темного света, а его лицо смертельно бледным. Взгляд же Славы светился непокорным холодным светом, а ее щеки горели. Она видела, что он пытается обуздать свой гнев, и пару раз для этого глубоко вздохнул.