Долго пронзительно взирая на Славу, Кристиан думал о том, что эта девица явно не так примитивна и проста, как думали они с Лионелем. В неожиданные моменты она открывалась с новых сторон и граней и постоянно поражала его своими поступками. Но Кристиан осознавал, что теперь она говорит о более чем тайных вещах, которые знали лишь немногие и немногие понимали их. Он прекрасно знал, о чем идет речь, но ей он, естественно, не собирался всего этого открывать.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, майн херц. Но благодарен вам, – он внимательно посмотрел ей в глаза и облегченно выдохнул: – Я думаю, все кончилось. Время уже много. И более не будет сегодня этого.

Слава проворно убрала руки от него. Он поднялся на ноги и помог подняться и ей. Девушка пытливо осмотрела жутковатое сырое помещение, окружавшее их.

– Что это было? Вы больны, Кристиан? – спросила она.

– Да.

– Но это так ужасно, видеть вас в таком состоянии, – пролепетала жалостливо девушка.

– Надеюсь, вы не думаете о том, что я так слаб, что не могу терпеть боль?

– Я так и не думала.

– Однако мне кажется, вы думаете именно так, – сказал он тихо и тут же объяснил: – Но поверьте, эта боль невыносима. Я пытаюсь ее терпеть, но это не всегда получается. Когда все происходит, мне кажется, что мое нутро сжигают заживо, а кости ломаются. Хотя этого на самом деле не происходит с моим телом, но мучения ощущаются точно такие. А я, поверьте, знаю, о чем говорю, поскольку не раз бывал в передрягах. Но никакие раны и переломы не сравнятся с этими жуткими муками. Потому что боль от ран я научился терпеть еще в детстве, и она не вызывает у меня даже малейшего стона. Но эти боли совсем другие. Как будто мне вытягивают жилы или сжигают заживо на костре, только в десять раз яростнее, – как-то горестно заметил он, тяжко вздохнув.

– Кристиан, я чувствую, как вы сильны. И верю вам. Я видела, как жутко изгибается ваше тело, а свет вашей ауры то и дело пропадает. Так происходит, только если человек на пороге гибели. Оттого я верю вам.

– Благодарю вас, майн херц.

– И когда вы заболели?

– Я болен уже давно. Еще с детства. Сколько себя помню, один раз в день, обычно вечером, начинаются эти жуткие муки, которым нет объяснения, и которые я не в силах сдержать. Раньше, когда я был ребенком, боли не были столь сильными, и я вполне мог терпеть их, но с каждым годом они становятся все яростнее. Я не знаю, что это за недуг. Но монах, который воспитывал меня, говорил, что я проклят некоей злой колдуньей, которая пожелала мне когда-то смерти. Тогда монах Лионель спас меня. Но от того проклятия мне остались эти страшные мучения. Ибо они неизлечимы.

– И вы ежедневно испытываете это?

– Да. Иногда боли длятся всего несколько минут, иногда четверть часа. Иногда более получаса.

– И это всегда происходит вечером?

– Нет, не всегда. Это зависит от луны. Едва луна восходит на небо. Я давно это заметил, еще в детстве. А продолжительность мук зависит от дня лунного цикла, так же, как и их сила.

– Но зачем вы запираетесь в этом жутком месте?

– Чтобы никто не видел моих мучений, – выдохнул он печально. – То, что вы видели, – это лишь часть того, что может быть. Иногда боли бывают столь жуткими и продолжительными, что я кидаюсь на стены и бьюсь о ледяные камни в кровь, разбивая лицо и руки. Слуги могут испугаться и решить, что я сумасшедший. Но ведь вы, майн херц, так не считаете?

– Совсем нет.

– Пойдемте наверх. Тут сыро и холодно, – предложил фон Ремберг.

– Да, конечно, – согласилась Слава и, нахмурившись, не касаясь, быстро провела рукой рядом с его телом.

Молодой человек уже отвернулся от нее и накрыл железным колпаком факел, горящий в подземелье. Он обернулся и подал ей руку, и они направились вверх по лестнице.