Она стояла, а в руках расплывались, напитавшись дождем, простые белые конверты – знак внимания от немногочисленных близких, которые поспешили испариться, едва исполнив формальности.

Сю-Ин стояла одна, не в силах зайти в храм и снова заглянуть в лицо усопшему: иначе придется поверить, что все взаправду. А так можно стоять здесь под мелким осенним дожем и ждать, что вот он прибежит, накинет плащ и отругает за забывчивость. Что-нибудь глупо пошутит, и они побегут, обнявшись, в свой маленький домик. Бедный, неказистый, но свой!

Был. Больше его нет.

Кто она теперь? Опять сирота? Хуже – вдова сироты. Гвоздь на пепелище, ненадолго пригретый у очага, и снова ничей.

Сю-Ин молча отдала горстку медяков подошедшим служителям и не глядя пошла прочь.

Все равно куда. Только подальше отсюда, где нет у нее больше ни дома, ни семьи.

А за спиной уже сноровисто заколачивали простой деревянный гроб.


Город шумел. Очередной безымянный город, каких уже было много на ее пути. Город, где она будет стыдливо прятаться от городской стражи, и где, может быть, раз в день сможет позволить себе чашку риса – все ее скудное пропитание. Хотя скоро и на это не останется денег: не больно-то расщедрились те, кто называли себя родней. Да и какая родня у двух сирот? Так, знакомцы, что время от времени делили с ними крышу и хлеб. И напоследок подкинули мелочи в поминальных конвертах. Вот и вся родня. Никто не предложил разделить с ней кров. А она и не спрашивала.

Она ушла.

В дороге кто-то подсказал, что в городах бездомным раздают пищу. Но в каких городах, она не знала. И она шла в надежде повстречать такое место, где бы сыскалось ей новое пристанище.

В одном из переулков попалось грязное, сорванное со стены объявление, в котором служба префектов приглашала всех желающих пройти обучение и вступить в ряды полицейской службы. Сю-Ин отстраненно поглядела на бумажку и хотела пойти дальше, чтобы поискать укрытие на ночь, но из соседнего переулка вдруг донесло аромат свежих пряников. Изумленная, она застыла. Это же был праздник Осени. Вот почему город так радуется. Вот почему шумят улицы. Сердце внезапно стиснула тоска – когда-то давно, в другой жизни, они с мужем всегда выбирались из деревни в город, чтобы полакомиться лунными пряниками и посмотреть на праздник.

В другой жизни. Да.

Она вздохнула и собралась уходить, как вдруг навстречу вывернул полицейский патруль. Завидев оборванную, растрепанную фигуру, полицейские подобрались и, кивнув один другому, пошли наперерез. У Сю-Ин сердце ушло в пятки. Но на рыночной площади пробило полдень, и стражники, махнув на нищенку рукой, двинулись обратно, обсуждая, что ждет их в казармах на обед.

Сю-Ин снова внимательно посмотрела на оборванный листок – никаких уточнений, ни пола, ни рода, ни семейного положения.

Все желающие.

И впереди те двое, что обсуждают грядущий обед.


– Что значит, на полицейскую службу?! – Толстый субпрефект возбуждено размахивал смятым грязным листком. – Да ты в своем уме? Нужна мне, что ли, тут оборванка?!

Сю-Ин, уставшая, со сбитыми ногами, все в той же одежде, в которой покинула родную деревню, стояла в небольшой светлой комнатушке. Путь до нее оказался почти непреодолим: ухоженный, благополучный район – не место для бродяги. И она не зря его прошла – просто так она не уйдет. Пусть попробует, толстяк.

– Все желающие, – упрямо повторила Сю-Ин.

– Никаких мне тут желающих! Женщин не принимаю на службу!

– В бумаге сказано – все желающие, – снова повторила Сю-Ин. – Я желаю.

– А ну проваливай, пока я тебя не выкинул! – затряс красными щеками толстяк. – Желает она тут!