В этом противостоянии профессии и исследовательской деятельности этнография занимает особое место, имея отношение к одному и к другому и будучи скорее одним, чем другим. Приписывая себе человеческие качества, этнограф тем не менее стремится изучать человека с точки зрения возвышенной и отдаленной, чтобы мысленно абстрагировать его от обстоятельств, свойственных конкретному обществу или конкретной цивилизации. Условия жизни и работы физически отстраняют его от общества на долгое время. Резкие перемены, частые переселения приводят его к утрате собственных корней: нигде и никогда он больше не почувствует себя дома, он останется психологически искалеченным. Подобно математике или музыке, этнография – одно из редких подлинных призваний, которое можно открыть в себе без всякого обучения.

К индивидуальным особенностям и социальной позиции нужно добавить мотивы чисто духовной природы. Период 1920–1930 годов был периодом распространения во Франции психоаналитических теорий. С их помощью я узнавал, что постоянные противоречия, вокруг которых нас учили строить философские рассуждения, а потом и лекции – рациональное и иррациональное, интеллектуальное и эмоциональное, логическое и дологическое, – сводились к бесплодной игре. Прежде всего, по ту сторону рационального существует более важная и более обширная категория – категория означающего, которая является самым высоким воплощением рационального. Названия этой категории наши учителя (более занятые осмыслением «Очерка о непосредственных данных» Анри Бергсона, чем «Курса общей лингвистики» Ф. де Соссюра) даже не произносили. Впоследствии творчество Фрейда раскрыло мне, что противопоставления таковыми в действительности не были, поскольку именно самые эмоциональные, наименее рациональные, на первый взгляд, противоречащие логике поступки и являются как раз самыми осмысленными. Уходя от догматов или логических ошибок бергсонианства, измельчающих людей и вещи до состояния каши, чтобы выявить их изначальную природу, я убеждался, что люди и вещи могут сохранять их собственное значение, не теряя четкости контуров, которые отделяют их друг от друга и дают каждому осмысленную структуру. Познание не основывается на самоотречении или обмене, а заключается в отборе истинных аспектов, то есть тех, которые совпадают с особенностями моего мышления. Не так, как это утверждали неокантианцы, потому что их мышление основывается на неизбежном принуждении, а моя мысль сама по себе является объектом. Будучи «от мира сего», она принадлежит той же природе, что и он.

Эта интеллектуальная эволюция, которую я испытал вместе с моим поколением, сопровождалась тем не менее одной особенностью по причине любознательности, которая еще в детстве подтолкнула меня к геологии. К самым ярким воспоминаниям я отношу изучение стыка между двумя геологическими пластами известнякового плато в неизведанном районе центральной Бразилии. Речь идет не о прогулке или простом осмотре местности: это было исследование, которое для непосвященного наблюдателя могло показаться непоследовательным, а мне представляется процессом познания, которое противопоставляет трудности предвкушению радости.

Любой пейзаж представляется нам вначале как неописуемый беспорядок, и мы вольны наделить его понятным нам смыслом. Но выше земледельческих соображений, географических случайностей, превратностей истории и предыстории, высочайший смысл из всех не тот ли, который предшествует, господствует и в значительной степени объясняет другие? Эта едва различимая граница, это часто неуловимое различие в форме и составе обломков скал свидетельствуют, что там, где я вижу сегодня безводную почву, некогда сменили друг друга два океана. Ступая по следам доказательств их тысячелетнего существования и преодолевая все препятствия – крутые склоны, осыпи, густые кустарники, обработанные участки, – не глядя ни на тропинки, ни на преграды, кажется, что идешь наперекор здравому смыслу. Но я преследовал единственную цель – вернуть главный утраченный смысл, пусть на первый взгляд не ясный, но любой другой, каким бы он ни был, является всего лишь его частичным отражением или даже искажением.