– Софочка, будь добра, дай мне документы на землю. Софа тут же из-под передника достала тонкий зеленый лист бумаги, запаянный в целлофан. Лана быстро пробежала глазами все цифры.

– Ах, нет! Не точно! Не 8, а 9,5 квадратных метров! И вернула документ Софочке.

– Вот все бы так относились к своим документам! Ответил Кондратьев и без доли смущения, достал из внутреннего кармана своего черного траурного костюма «Parker» с золотым пером и демонстративно что- то исправил на своем листе бумаги, даже не усомнившись в словах Ланы.

– Я вас продолжаю внимательно слушать. С явным раздражением в голосе сказала она.

Генеральный директор похоронного бизнеса погладил свою лысину и, расплываясь в сальной улыбке, продолжил:

– И так, наше агентство предлагает выкупить у Вас этот участок земли, с целью реставрации ограды и надгробий. В случае Вашего согласия, мы также берем на себя обязанности по уходу за могилами усопших. И протянул Лане уже готовый договор купли-продажи. Лана робко взяла лист в руки. И хоть от него исходил такой же неприятный запах, как и от визитки, она мужественно прочитала документ, в котором слово в слово было напечатано то, что она только что услышала. Взглянув на довольную лысую физиономию, она перечитала его еще раз. Внимательно изучив его и не найдя нигде даже мелкого шрифта, она протянула договор Софочке, а сама, неторопливо прикурив сигарету, оперлась локтями на край стола и глядя в упор на скупщика могильных участков, четко сказала:

– Видимо, я недостаточно умна, чтобы понять ход Вашей коммерческой мысли и прошу меня простить, по всей видимости, за глупый вопрос. Лана на секунду замолчала и, набрав в грудь побольше воздуха, выпалила:

– А на хрен Вам это надо?

Ничуть не смутившийся таким прямым вопросом, господин Кондратьев тут же ответил на него:

– Наше агентство выкупило у администрации Вашего дачного поселка землю, прилегающую к погосту, и намерено построить там часовню, колумбарий, а также траурный зал для торжественного прощания с усопшими, как это принято во всем цивилизованном мире. Именно поэтому, мы намерены подвергнуть реставрации старое кладбище, чтобы выдержать один архитектурный стиль с новыми постройками. Культура похорон в нашей стране растет, и мы хотим на этом строить свой бизнес.Беспардонная откровенность могильного бизнесмена несколько смутила Лану, но она, стараясь скрыть свое смущение, спросила:

– И сколько Вы хотите мне предложить за эту сделку?

Неприятный собеседник облегченно вздохнул, видимо давно ожидая этот вопрос, и незамедлительно ответил:

– Для всех собственников таких земельных участков у нас единое предложение – 10 000 рублей за 1 квадратный метр, итого за ваш участок мы готовы заплатить 95 000 рублей, а постольку поскольку, Вы обнаружили ошибку в документах, я уполномочен накинуть Вам еще 5000 сверху! Лана посмотрела на Софочку, та вернула ей договор, и в ее глазах Лана прочитала полное одобрение. Это выражение лица домработницы не ускользнуло и от Кондрата Кондратьевича и тот, достав из кармана плаща тугой бумажник, демонстративно отсчитал 20 пятитысячных купюр и пожил их перед Ланой. Затем протянул ей свой «Parker», со словами: «Где, галочки, пожалуйста!»– откинулся на спинку стула и закинул ногу на ногу. Из-под брючины, его идеально выглаженного дорогого траурного костюма, предательски выглянула оголенная волосатая нога. Лана замерла с ручкой в руках, потом медленно положила ее на стол перед собой. Делая вид, что она пристально разглядывает ее, Лана непроизвольно начала медленно облизывать сухие губы.

«О! Да ты, вовсе, не волчара! И даже не дворняга! А шакал ты бездомный! Вот ты кто! Потому что не один уважающий себя джентльмен, не оденет с траурным смокингом короткие белые теннисные носки, с синей и красной полосками на резинке! А раз ты притворяешься, значит – врешь!» – подумала Лана, и ее природное чутье закричало ей, что не стоит вести никаких дел с шакалом в шкуре волка. Уж очень опасное получается сочетание. Она растерялась и не знала, как поступить. Делая вид, что еще раз изучает договор купли-продажи, отпила из кружки еще один глоток противного кофе, скорчила недовольную гримасу и, повернувшись к Софочке, грубо сказала: