«О любовь моя! – думал молодой ученый. – Никогда и ничто не разлучит нас».

Ася спешила на репетицию. Она пела в небольшом ансамбле, которым руководил Ленчик Козловский. Окончив училище, молодой человек – неплохой, надо сказать, скрипач – не рванул в Израиль или США, как это сделали многие его соплеменники, но закрутился в бешеном ритме перемен, обрушившихся на страну. Казалось, плыть против течения, гребя из последних сил, доставляло ему даже какое-то особенное удовольствие. А может быть, он просто тихо ждал Асю, когда та наиграется со своим Паганелем и бросится, наконец, в его объятия, и не хотел надолго упускать ее из вида. Трудно сказать…

Их группа выступала в ресторанах и, в общем-то, по нынешним непростым временам неплохо зарабатывала. Репертуар, конечно, оставлял желать лучшего, но выбирать не приходилось, тем более что Кузя оказался не только хорошим музыкантом, но и толковым аранжировщиком, и посему шлягеры, которые так нравились подвыпившей публике, звучали интересно, а местами даже неожиданно и весьма оригинально. В этом был хоть какой-то элемент творчества.

Успешно окончив музыкальное училище при Гнесинке, а затем и сам музыкально-педагогический институт, Ася потерялась в кипучем водовороте перестройки. Жизнь вокруг стремительно менялась, и простой девочке из народа было трудно без нужных связей найти себе место под солнцем. Со сладкими мечтами о дирижировании академическим хором пришлось распрощаться. Даже обычным учителем музыки она не могла устроиться. Серенький же, не взирая на нищенское положение, упорствовал в науке и думать не хотел о том, чтобы сменить профессию, сделать карьеру в какой-нибудь более прибыльной области или, в конце концов, заняться бизнесом. Приходилось самой как-то крутиться.

Незадачливая вокалистка ехала в метро, прижимая к груди папку с нотами, и вспоминала свое детство. Когда она мысленно обращалась к тем временам, ей становилось тепло и радостно, словно она с головой укрывалась одеялом, как некогда в темной спальне, когда прячась от пугающей действительности, шептала: «Чурики, я в домике!» – и этого было достаточно, чтобы страхи исчезли сами собой.

Перед ней начинали всплывать светлые образы недавних лет, причем все сразу, как на одном большом полотне. И Ася разглядывала эту таинственную картину, мазок за мазком, будто выхватывая какие-то случайные моменты из середины истории, и незначительные мелочи вдруг начинали припоминаться во всех подробностях.

На мгновение девушка очнулась и непроизвольно прислушалась к стуку колес. Она поймала себя на мысли, что в последнее время все чаще и чаще обращается к прошлому, и ужаснулась: не значит ли это, что у нее нет будущего? Но это тревожное состояние длилось не больше секунды. «Ну и бог с ним. Пусть будет, что будет», – подумала молодая ресторанная певица и снова погрузилась в сладостные грезы.

Асина мама всегда была против ее дружбы с Сергеем. Ей, конечно, хотелось, чтобы дочь дружила только с хорошими детьми. Когда она говорила «с хорошими», Ася почему-то сразу же начинала представлять себе этих хороших детей, как они в одинаковых сандаликах, одетые в белые платьица и рубашечки, аккуратные короткие штанишки на лямочках, белые носочки и белые панамки, взявшись за руки, ходят парами по чисто выметенным дорожкам большого хорошего сада между клумбами и фонтанами, разговаривают о чем-нибудь очень хорошем, читают стихи, поют песни или играют в хорошие спокойные игры.

Серенький не был хорошим мальчиком, но с ним было интересно. Они постоянно были чем-то заняты: исследовали подвалы и чердаки близлежащих домов, залезали на деревья, строили шалаши, стреляли из рогатки. Конечно, Ася дружила и с другими детьми. Компания у них была довольно большая, но «тот мальчик из соседнего дома», как его называла мама, стараясь не упоминать имени, всегда был главным заводилой.