Если же говорить об общей, единой стилистике моих альбомов, то ее нет. Ее нет, как у группы Depech Mode или группы «Кино». Мне кажется, очень скучно слушать одну и ту же песню. Я был приглашен пару раз на концерты русских групп, которые поют очень красиво одну и ту же песню на протяжении двух часов, но я не выдерживал. Мне все-таки нравится, когда песни очень-очень разные.

Пятнадцатый год шестое апреля
Солнце забило собою все щели
Я один не спешу по улице
Каждый прохожий немного волнуется
В отблесках желто-весеннего фона
Мальчик засосанный в дырку айфона
На солнце греются сонные киски
Девочка в парке учит английский
Life is beautiful…
Оранжевый дворник сметает с брусчатки
Остатки зимы и грусти остатки
В песочнице два колокольчика смеха
Рыцарь скучает в картонных доспехах
В его ресторане и пусто и тихо
Похоже его накрывает вертиго
Лишь дядька в пальто нарывается виски
Ловкий карманник ушел по английский
Life is beautiful…
Из всех этих дней, что я прожил на свете
Сегодня я понял зачем нужны дети
Зачем в переходе скрываются маги
Под видом цветочницы или бродяги
И я не предвзято шагаю по улице
Каждый прохожий немного волнуется
Солнце залило собою все щели
Пятнадцатый год шестое апреля
Life is beautiful…
«Пьяный корабль»

В альбоме есть песня «Пьяный корабль» – это один из первых моих опытов перевода французских поэтов на русский язык. Композиция «Пьяный корабль» была создана по мотивам стихотворения Артюра Рембо «Пьяный корабль» и положена на музыку, которую я написал к фильму «Память осени». В принципе, я думаю, что это может породить новую волну переводов. Это даже не обязательно должны быть переводы, а стихи… на тему тех стихов. Потому что сегодня переводить построчником, как это делали наши поэты в прошлом веке, уже невозможно: никто этого читать не будет. Если мы возьмем практически любой перевод советского времени, то поймем, что он был написан под страхом цензуры советской страны, потому что нельзя было ни одного некорректного слова написать, нельзя было бы, чтобы промелькнула какая-то крамола в стихах. Все должно было быть очень-очень прилично. А стихи, настоящие стихи, это очень часто как раз наоборот – очень неприлично. Возьмем для примера Шейкспира в переводе. Да, меня всегда спрашивают, почему я говорю ШеЙкспир, а не Шекспир. Потому что у нас даже фамилию ШеЙкспира, потрясающего автора, не смогли перевести правильно. Так вот, если брать Шейкспира настоящего, то это очень много бульварного юмора ниже пояса, где все держится на шутках о сексуальности и каком-то пьяном флирте… А теперь, если мы посмотрим в перевод Пастернака, то там, конечно, ничего от Шейкспира бульварного и не осталось. Такой Пастернак не прошел бы во времена Елизаветы. Я перевожу, как мне кажется, так, как Рембо сегодня бы написал. Потому что нужно писать уже таким образом, чтобы человек, который привык смс-ки строчить и не пользоваться орфографией, мог понять и заинтересоваться. После «Пьяного корабля» я перевел еще несколько стихотворений Рембо и несколько стихотворений Гюго, которого мы знаем как писателя, но на самом деле французы его ценят, в первую очередь, как поэта. По правде сказать, я с трудом перевожу англоязычные… Я не понимаю, как можно перевести Уитмана, чтобы это кого-то заинтересовало в русскоязычной версии. Потому что мы не привыкли к такой поэзии. Для тех, кто не в курсе, что такое англоязычная поэзия, можно сходить на фильм, обязательно недублированный, «Петерсон». Там водитель автобуса Петерсон, водит автобус в городе, который называется Петерсон. И он пишет стихи. И в фильме довольно просто и ясно дано представление об английской и американской поэзиях.