Дарий заслушался дядьку Радима. Вот бы ему также! В голове у него замелькали картины учебных боёв. В них Дарий был учеником у дядьки Радима. Тот обучал его, и так у Дария замечательно получалось, что он даже побеждал своего учителя.

Дарий пытался пошевелиться, когда дядька Радим стал осторожно снимать тряпку со спины. Вся она была пропитана мазью. Дядька аккуратно свернул тряпку и запрятал в деревянный ящик, – ну всё, иди.

Дарий сел и заметил, что стала заметно легче. Казалось, что мазь растворила боль, впитала её. И худо-бедно Дарий мог двигаться.

Дарий уже дошёл до двери, когда вдруг обернулся и спросил, – дядька, а ведь ты был тем учеником? Дядька Радим только улыбнулся, и махнул рукой.

Дарий пришёл к себе, лёг и заплакал. Так стало жалко себя. Никого у него нет. Вот только дядька Радим помогает. У других отцы, матери, а у него никого. Вспомнилась бабушка с дедушкой. Как они спокойно жили. Потом дедушка умер, и бабушка осталась одна с Дарием.

Дарию вспомнились последние разговоры с бабушкой.

Как-то вечером бабушка подозвала к себе Дария, и начала говорить.

– Всё, внучек, приходит мой черёд. Скоро я уйду, пришла моя пора. Давно меня там ждут матушка, да батюшка. Да ты не огорчайся. Все туда уходят. Кто раньше, кто позже, – бабушка вздохнула, обняла Дария, всхлипнула и продолжила, – значит, время пришло рассказать тебе, откуда ты у нас появился.

Дарий сидел на бревне и внимательно слушал. И перед внутренним взором у него плыли картины.

Какое-то помещение. Кругом одни мужики. Мальчишку лет пяти, тащит один из них, за шиворот по грязному полу. Открывается дверь, и пацана выбрасывают в жидкую грязь. На улице темно, идет мелкий нудный дождь. Мальчишка барахтается в луже и пытается вылезти.

– Чтоб ты сдох, крысёныш! Опять мне руку прокусил. Чтоб тебя собаки загрызли! И зачем бабы таких рожают! Убивал бы сразу!

Мужик сплевывает в лужу. Потом заходит в кабак и закрывает двери. Мимо идут старик и старуха. Они смотрят на мальчишку и торопятся пройти. Из лужи раздаётся голос.

– Помогите, помогите … – голос его жалобный, плачущий.

Дед оглядывается на сидящего в луже мальчишку, и останавливается. Бабка тянет его дальше. Дед, однако разворачивается и идёт к мальчишке.

– Ты куда, старый! Пошли быстрее! Неровён час кто увидит! – бабка нервничает.

– Ты посмотри, нет, ты посмотри! Как похож! Как похож! Да это же наш Данька в детстве … – старик приседает перед мальчишкой.

Бабка тянет старика за рукав. Старик же неожиданно хватает мальчишку, прижимает к себе и торопится уйти. Бабка спешит за ними и причитает.

– Что же будет! Что же будет! А ну как схватят нас? Украли мальчонку …

Дед торопится и на ходу бормочет.

– Замолчи, бабка! Замолчи! В кои веки дело доброе делаем, а ты причитаешь … Ведь помрёт мальчонка, помрёт. Если оставим здесь. А так, увезём в деревню и оживёт он у нас. Помолимся и простится нам грех … спасти надо раба Божьего.

Бабушка перекрестилась и продолжила, – вот, так ты у нас и появился. Сначала болел сильно. Видно, тебя бесы потрепали сильно. Ты же мальчонка и защиты у тебя не было никакой. А они эти бесы, кругом болтаются, ждут, когда к человеку прилепиться можно будет. Ну и прилепляются. Я-то с тебя бесов сняла, а вот дальше уже сам смотри.

Черноволосый мужчина с карими глазами пробирался через лес. За спиной у него был небольшой мешок, перевязанный так, что не мешал ходьбе. Мужчина прислушивался, приглядывался, изредка поводил носом, будто унюхивал что-то. Слева вдалеке послышался лай собаки. Следом залаяла другая.

– След взяли, – мужчина лихорадочно покрутил головой, и пустился бежать вправо и вверх по склону, поднимавшегося подлеска. Он торопился, знал, что, если догонят, не пожалеют. Сначала убьют, и только потом обшарят. Никаких надежд на то, что пощадят он не питал. Разбойники, одним словом. Хотя и он такой же. Почему такой же? Он благородный, он помочь хочет. Хотя кого обманывает? Себя? Давно уже он разбойник и надеется только на то, что когда предстанет перед судом Божиим, то его там пожалеют. Простят за грабежи и убийства. За все его злые дела. Однако же без причины он никого не убивал. Только защищался, ну и когда деньги нужны были. Впрочем, деньги-то всегда нужны.